– Вы?

– Те, кто погиб на дороге. Дон Мануэль, дон Себастьян, я, де Гуальдо, хитано, стрелки…

– На берегу их не было, – напомнил Хайме, глядя на черные точки в наполненной светом чаше. Откуда они взялись, ведь только что небо было пустым.

– Другие спокойны , – откликнулся Лихана, – они уже почти птицы, как и те, кто ушел раньше… Их много, но они забыли, кем они были, или хотят забыть. В небе мы вместе, но ночь им уже не нужна. Им хватает дня, солнца и крыльев.

– А вам нет?

– Как и вам, дон Хайме. Вы не смогли просто жить, когда ваши раны позволили вам встать. И мы не можем. Это трудно объяснить, но когда-нибудь вы поймете, ведь вы – один из нас. Когда вы пришли к нам, вы умирали, как и Диего, когда его бросили в холмах.

Конечно же! Бенеро говорил, что выпитой атлинии хватило бы на троих…

– У вас будет выбор между Альконьей и крестом , – прервал молчание Лихана, – у дона Карлоса он был.

– Я видел мертвого коршуна у ног Мигелито, – заговорил о другом Хайме, – вы все-таки смертны?

– Мы живем, пока живет Альконья и пока она этого хочет. Тот мертвый был стариком… Он устал, и его отпустили в обмен на кого-то из нас. Над ним три дня кружила стая, но мы не понимаем их язык.

– Дон Луис, что такое Альконья?

– Я знаю о ней не больше, чем птицы о небе.