– Интервью? – переспросил он. – А, так вы потому его за шиворот держите? Чтоб не сбежал?
– Ну да, – с досадой отозвалась Сати. – Карманник это. Он, гад, только что спер у меня кое-что… нужное очень. Ну в общем… Экспонат я несла в музей художественный, а он его и стащил, – вдохновенно соврала она. Никита многозначительно кашлянул. – Экспонат ценности неописуемой! Украшение коллекции. А он украл, и вот мы отобрать теперь не можем.
Директор поглядел на карманника сверху вниз.
– Помочь?
– Э… ты погоди, Алекс, – заторопилась Сати. – Помочь, это да, это спасибо… да тут нюансик один.
– Что за нюансик?
– Ну вот как бы по условиям… э… по договоренности… он сам отдать должен. Добровольно.
Она вздохнула.
– Ну ты не спрашивай почему. Надо так – и все тут! Алекс задумчиво оглядел щуплого вора.
– Добровольно, значит…
– Не отдам, – быстро сказал тот, осмелев. – Раз добровольно, то…
– Отдашь, – заверил директор. Он сгреб вора за шиворот и швырнул в салон джипа.
– Поехали.
Вор, увидев, что дело приняло странный оборот, струхнул не на шутку. Конечно, если б знать заранее, что так все обернется, надо было не только старую и никому не нужную монету отдать, но еще и все деньги в придачу, всю выручку из гастронома. Но – сразу не отдал, а теперь, похоже, уже поздно: существуют, оказывается, на свете вещи пострашнее милиции и разъяренных граждан, которые, обнаружив кражу, тут же норовят пойманного карманника перевоспитать крайне болезненными методами.
Собственно говоря, доводилось ему сиживать пару раз и в кутузке, откуда через день-другой его всегда выпускали: заводить дело по «мелочи» менты не хотели. Камера, конечно, не номер «люкс» в «Интуристе», но…
Тут джип остановился, и размышления карманника прервались.
Мужик-водитель без особых усилий выволок его из салона и затащил на крыльцо. Мелькнула сбоку табличка с черными траурными буквами, но что на ней было написано, прочитать не удалось.
Звякнули ключи, отворилась дверь.
– «Последние пожитки гробовщика Адрияна Прохорова были взвалены на похоронные дроги, и тощая пара в четвертый раз потащилась с Басманной на Никитскую, куда гробовщик переселялся всем своим домом», – ни с того ни с сего сообщил вдруг мужик. – Выходной у нас сегодня. Очень удачно, свидетелей не будет. Хотя народ у меня неболтливый, понимают, что к чему.
Он затолкнул парня в просторное темное помещение, щелкнул выключателем. Вспыхнул резкий белый свет. Интерьер оказался довольно неожиданным – на полу в ряд стояли гробы: и простые, обитые красной материей, и полированные, с бронзовыми ручками, обитые изнутри белым стеганым шелком. К стене были прислонены крышки. На душе у вора стало неспокойно.