– Императрица-мать перед вами, – рявкнул Рудольф, – запомните это, если желаете остаться в Витте. И напомните ее величеству Марии-Августе, что во время церемоний впереди идут вдовствующая императрица и принц-регент, а прочие члены фамилии – потом.

Носатая дама, имя которой Милика запамятовала, покраснела, сделала книксен и торопливо вышла.

– Тебе тоже следует помнить, кто ты, – велел Руди, – даже когда ты одна. Моя мать – всего лишь бабушка императора. Она ничего не решает. Ты поняла?

Она поняла, но это ничего не меняло. Иволге не спорить с ястребом, да и зачем? Следующий раз она увидела свекровь на похоронах, когда Руди вел ее к гробу. Когда они шли мимо, свекровь что-то прошипела, но Милике было все равно. Она не видела ничего, кроме окованного бронзой ящика, в котором лежал Людвиг.

Принц-регент поддерживал вдову, а Клаус Цигенгоф нес нового императора. Стонал орган, пахло ладаном, но она не думала даже о Мики. На выходе из церкви она споткнулась, и Рудольф ее удержал. Деверь ни на секунду не выпустил ее локтя, если б не он, вдовствующая императрица упала, отстала, заблудилась, умерла, и это было бы к лучшему.

Карету тряхнуло, Милику швырнуло вперед, и она едва не ткнулась лицом в колени сидевшей напротив статс-дамы. Неуверенно захныкал проснувшийся Мики. Вдовствующая императрица отшатнулась от пахнущего утюгом атласа и схватила прильнувшего к ней сына. Карета стояла, осев на правый бок, слышались приглушенные мужские голоса, затем дверца распахнулась и показался раздосадованный Цигенгоф:

– Ваше величество, – при придворных волчицах Клаус не позволял себе никаких фамильярностей, – к моему глубокому сожалению, мы не можем продолжать путешествие. Карета сломана, починить ее без помощи мастера невозможно. К счастью, мы только что проехали Альтенкирхе. Без сомнения, мы найдем там приют.

– В этом нет нужды, – разлепила губы статс-дама, – Вольфзее гораздо ближе. Кормилица его величества Людвига будет счастлива принять под своей кровлей его величество Михаэля.