Лучезарный скорчился, волосы цвета лунного воздуха потемнели до ночного дыма. Черные губы раздвинулись в рычании, обнажая резцы. Он повернулся к застрявшему автомобилю, в злобных глазах заблестела мощь Даппи Хоба. Одним рывком он сорвал дверцу и сунул в машину сожженную голову. Обугленные ткани отваливались от лба и скул, открывая почерневший череп.

— Меч! — проскрипел зубами Азофель. На темном лице набухли мышцы, вздулись жилы. Вся его сила еле сдерживала свирепость гномов, сжатую в его существе. — Бей мечом змея!

Бройдо приподнялся на коленях, передавая лезвие Рику Старому, и встретил налитый кровью огненный взгляд Азофеля. В черной глубине зрачков Лучезарного разгорались две красные точки.

— Не могу! — Рик Старый оттолкнул меч и сжался на полу, стискивая Ожерелье Душ. Из граней кристаллов на него смотрели тысячи красных глазков.

— Долго… не смогу… — задрожало искривленное лицо Азофеля. — Гномы — вас — убьют…

Бройдо испуганно глянул на Джиоти, желая, чтобы меч взяла она. Но сиденье и подголовник водителя мешали ей нанести Азофелю смертельный удар.

— Бей! — рявкнула она на эльфа.

Бройдо ткнул мечом, и костяное лезвие ударило Азофеля в грудь, сквозь ребра. Машину оглушил вопль — будто кого-то обожгли, и Бройдо отлетел назад, почти теряя сознание от боли, пришедшей к нему через рукоять.

Стиснув зубы в агонии, Азофель повернул рукоять меча к кобольду.

— Рик… помоги!

Рик, вылезший из-под приборной доски и наполовину вываливаясь из автомобиля, не мог отвести глаз от теряющей форму обугленной твари. Дьявольско-ангельские черты Азофеля сгорели, и какое-то подобие обугленных волос держалось на черепе с пятнами обгорелой кожи…

Взявшись скрюченными руками за рукоять меча, кобольд режущим ударом вогнал клинок в тело Азофеля. Дрожь потрясла его и отшвырнула на пол, и он только мельком успел увидеть лицо Азофеля: оно вновь сияло горячечной красотой. И тут Лучезарного дернуло и выбросило на дорогу.

Азофель корчился на дымящемся асфальте, и сквозь обугленные ребра было заметно биение сердца. Меч змея, сотрясаясь, торчал из его груди, пока уничтожалась магия гномов, собранная Азофелем в своем теле. Костяной клинок и золотая рукоять вспыхнули, потемнели и застыли.

Страж плавал в море боли. За пределами сна боль была светом, и он бы от этого страдания стал бы ярче. Сейчас, дрожа от холода, Азофель ощутил, что темнеет. Но страха он не чувствовал. Он знал, что так будет, и сам захотел этого. С гномами покончено. Даппи Хоб стал меньше, чем был. И от этих мыслей боль получала смысл, как и говорил кобольд.