Сначала был шок, потом недоверчивое молчание, потом шепот – люди переглядывались и спрашивали: «Он действительно это сказал?». И наконец где-то высоко на трибуне кто-то захлопал, сначала медленно, потом все быстрее, и вот настал переломный момент, когда не хлопать было уже немыслимо и перестать – тоже. Целую минуту гремел шквал аплодисментов.
Натт повернулся к остальным. По его щекам текли слезы.
– Я принес вам пользу? – спросил он у Гленды.
Она обняла его.
– Ты всегда приносишь пользу.
– Когда матч закончится, нам нужно будет еще кое-что сделать.
– Он уже давно закончился, – ответила Гленда.
– Нет, потому что судья сначала должен засвистеть. Это все знают.
– Клянусь Ио, он прав, – сказал Чудакулли. – Валяй, декан.
Аркканцлер Коксфорда предпочел великодушно пропустить это мимо ушей.
Он поднес к губам гигантский свисток, набрал в грудь побольше воздуха, и по стадиону прокатилась пронзительная трель. Как бы там ни было, последнее слово осталось за тенью Эванса Полосатого:
– И ЧТОБ НИКТО НЕ СТРАДАЛ ФИГНЕЙ ПОД ДУШЕМ!
Когда толпа принялась спускаться с трибун, топча священное поле, Чудакулли похлопал мрачного мистера Борова по плечу и сказал:
– Для меня будет честью обменяться с вами футболками, сэр.
Он бросил шляпу наземь и стянул футболку, обнажив волосатую грудь, похожую на двух спящих львов. Футболка «Юнайтед», которую он получил взамен, едва налезла на аркканцлера, но это уже не имело никакого значения, потому что, как и предсказывал Энди, «Незримых Академиков» (кроме миссис Уитлоу, которая отчаянно отбивалась) подхватила вопящая толпа и с почетом понесла по городу. Это был триумф. Как для выигравших, так и для проигравших[23].
ДУМАЕТЕ, ЭТО КОНЕЦ?
Волшебники Незримого Университета умели праздновать. Пепе и мадам Шарн[24] впечатлились. Тем не менее дело есть дело, и нужно было подумать о Джульетте.
– Я ее нигде не вижу, – сказала мадам.
– Недавно они обе тут проходили, – ответил Пепе. – А эти ребята ни в чем себе не отказывают – я еще никогда не видел такого сырного ассорти. Ради него стоит дать обет безбрачия.