Взрыв был виден со всех концов поля битвы. (Тогда-то Вкусный Джек и сказал Артии: «Большой корабль взлетел на воздух. Пороховой склад взорвался от огня».)

Когда стихли громовые раскаты, с высокой мачты «Редута», шедшего следом, вознесся один-единственный голос. Он говорил по-франкоспански, но его поняли все.

— В этом огненном цветке сгорает моя страна —Франкоспания!

Феликс Феникс, оторвав взгляд от рисунка, увидел на мачте «Редута» худощавого смуглого человека. Тот, не мудрствуя лукаво, прицелился и выстрелил. После бешеной пляски огня крохотная искорка света показалась совсем незаметной.

Феликс привстал, разорвав веревки, удерживавшие его. Он не понимал, что именно происходит. Знал только — что-то страшное.

Но Свин…

Свинтус знал об этом еще пять минут назад. А может, много часов или дней назад. Или недель.

После ужасного взрыва на «Шевалье» прошло не более двадцати секунд. И в эту-то двадцатую секунду Свин и кинулся к лестнице.

Свинтус, самый чистый пес в Ангелии, взметнулся на квартердек «Победоносного».

Когда на мачте «Редута» зазвенел голос, Свин был уже в воздухе.

Он, будто мешок с картошкой, подброшенный катапультой, с размаху ткнулся носом в грудь Гамлету Элленсану, вышиб из него дух, опрокинул на спину. В этот самый миг пуля, пущенная с вражеского корабля, должна была попасть в сердце адмирала.

Смертоносное жало прошло ровно в дюйме над головой оглушенного Гамлета. Ударилась в позолоченный поручень и ободрала краску. Но в Гамлета не попала.

Он лежал над палубой, под распростертым тельцем Свина. Спустя мгновение пес вскочил и встряхнулся — он знал, как важно всегда быть начеку.

— Гав! — сказал Свин, обращаясь ко всем присутствующим. И к нему прислушались.

* * *

Позади них, на мутной, искромсанной воде, еще шли последние бои: «Пегас» тонул под ударами «Черного орла», «Шпага» старалась отойти подальше от пушек «Мы вас потопим», «Драчун» и «Верный» еле держались на плаву. Рядом, изредка постреливая, кружили мелкие суда… И тут, из гущи боя, на них низринулось еще одно чудовище. Верхушки мачт у него были расщеплены, но паруса и флаги еще держались. Восьмидесятипушечный франкоспанский линкор «Тоннерр»[20] не услышал сигнала о капитуляции.

Ни на одном из этих кораблей не заметили «Лилию». Она уже отошла на четверть мили и приближалась к острову.

Даже когда на «Лилии» выстрелили пять пушек, на них никто не обратил внимания.

Фрегат миновал дымовую завесу, и люди на палубе напряженно вглядывались в берег. А на нижних палубах Катберт, Шемпс, Ларри, Ниб и Стотт разглядывали остров через пушечные порты. Но видели только пушистые облачка дыма, блики света…