– Я не вижу причин для бальзамирования тела, – холодно заметила она. – Я могла бы немедленно совершить погребальный обряд, если б вы мне только позволили.

Исмения наклонилась и поцеловала белый мраморный лоб, затем нежно соединила складки над лицом Тейриола. Эйриз и Тейлин едва могли держать иглу, не говоря уж о том, чтобы шить, так сильно дрожали их пальцы.

Старая женщина подняла голову.

– Только те Шелтий, которые остались верны своим клятвам, положат моего сына под небо, чтобы Мизаен судил его и вороны потребовали свое, – спокойно промолвила она. – Убирайся отсюда.

Обе девушки застыли, но слезы продолжали сбегать по их щекам.

Аритейн возмущенно вскинула подбородок.

– Я была бы тебе признательна, если б ты проявила вежливость, соответствующую моему званию. Тебе вообще не достались бы его кости, если б Шелтий не принесли его домой.

Взгляд Исмении метнулся к дочерям.

– Пожалуйста, оставь нас оплакивать наших мертвых, – попросила она более уравновешенным тоном.

– Скорбь – это, конечно, хорошо. – Аритейн с презрением оглядела приведенную в беспорядок мебель и не подметенный пол. – Но чрезмерное ее проявление становится потаканием вашим слабостям.

Девушка быстро направилась к очагу и положила свежие дрова на красные угли.

Эйриз неловко вдевала нитку в иглу в зыбком свете свечи.

– Если у меня будет сын, я назову его Тейро, мама.

– Ты действительно ждешь ребенка на этот раз? – Синевато-серые глаза Аритейн впились в женщину. – Кажется, да. Ты уже сказала Джиррану?

– У меня не было возможности. – Лицо Эйриз потемнело от горя. – Я так мало его видела…

– Ты не скажешь ему, – холодно приказала Аритейн. – У тебя еще может случиться выкидыш, а ему незачем отвлекаться ни на ребенка, ни на удар от его утраты.

Эйриз быстро опустила голову, чтобы заглушить новый приступ плача, а Исмения сжала губы до бескровной линии.

– Будь добра, предоставь мне заботу о моей дочери.

– Потворствуй и дальше ее бесконечным истерикам, и она наверняка потеряет ребенка, – отрезала Аритейн, такой исход ее явно устраивал.

Тейлин в недоумении открыла рот, боль притаилась в ее глазах. Наступила мертвая тишина, круг света, обнимавший женщин дола, не впускал Шелтию в ее строгой серой мантии.