– Не похоже, что вы пьяны.
– Я не пьян, ваша честь.
– И все же вы написали вот это?
– Ваша честь, но это все правда.
Фортерон медленно вернулся к своему креслу. Он сел и помассировал виски.
– Я – адмирал, – тихо и отчетливо произнес он. – Я потопил много вражеских кораблей, я разрабатывал стратегию и тактику боя, одерживал победы и обеспечивал благосостояние и здоровье тысяч моряков и пехотинцев. Танец живота несколько выходит за пределы моей компетенции. Я хочу сказать, он, конечно, радует глаз как представление, сопровождающее пир. Мне нравится наблюдать за извивающимися женскими телами, как и любому нормальному мужчине, но и только.
– Я совершенно согласен с вами, адмирал.
– Так вот, сейчас я хотел бы услышать внятные объяснения: что здесь происходит?
– Я тоже хочу во всем разобраться, ваша честь.
Но это был не тот ответ, на который рассчитывал Фортерон.
– Войны начинаются как по прихоти королей, так и по объективным причинам, – начал адмирал, с трудом сдерживая нарастающий гнев. – Если у какой-то принцессы возникла прихоть освоить танец живота, то у ее отца может возникнуть прихоть развязать войну, если мы будем недостаточно громко хлопать на ее премьерном выступлении.
– Безусловно, адмирал.
– Я полагаю, нам не повредит встреча с ней.
– Я бы советовал соблюдать осторожность, адмирал. Если она берет уроки в тайне, вы можете испортить сюрприз, который она готовит отцу.
– В таком случае мы устроим тайную встречу. Позаботьтесь об этом.
– Если вам будет угодно, адмирал, в какой день?
– Сегодня.
– Но… но, адмирал, сейчас около полуночи.
– Так поспешите!
Несмотря на страсть Сентерри к приключениям, она никогда не попадала в обстоятельства, которые можно хотя бы приблизительно назвать рискованными. Ей нравилось действовать тайно, ничем не рискуя, в Диомеде она так и жила. Город был занят иностранными войсками, но рынки оставались открытыми едва ли не с первого дня оккупации, а на заход в порт торговых судов и отгрузку товаров не налагалось ни малейших ограничений. Уверенная, что сможет вернуться домой в любой момент, Сентерри решила не покидать город. Однако в письмах семье выдумывала истории об опасностях, хаосе, беззаконии, якобы царивших на улицах, об ужасных, злобных завоевателях. Она красочно описывала, как скрывается от ежедневно грозящего ей ареста, не может найти способ вырваться из города, героически прячется в доме купца Арамедея, как помогает перепуганным горожанам укрывать беженцев с Тореи.