Толпа расступилась, чтобы пропустить достопочтенного Альбрехта Альбрехтсона. Он подошел и встал рядом со своим королем, который тепло приветствовал его в традиционной гномьей манере – стукнувшись с ним шлемами[78].

– Рад видеть тебя, друг. Мне жаль, что… мое отсутствие доставило тебе такие неудобства. Виновники понесут ответственность, – заявил он громко, буравя взглядом толпу. И добавил уже тише самому Альбрехту: – Ты прибыл вовремя. Я как раз делаю объявление.

– Я слышал, – сказал Альбрехт. – Но что вы делаете? Вам незачем уходить с должности. Вы победили.

Король-под-горой засмеялся:

– Уходить? Ну уж нет. Сейчас ты все поймешь.

Повернувшись обратно к толпе, Рыс сделал глубокий вдох и сказал:

– Для многих моих подданных эти новости будут неожиданными, но я женщина. Я того же пола, что и ваши матери, и стало быть, на самом деле я ваша королева!

И вот опять. Знаменитый коллективный гномий вдох. Даже Альбрехтсон не ожидал такого. Мокриц посмотрел на Арона и заметил, что рука гнома в кольчужной рукавице совсем легонько покоилась на рукояти его меча. Прямо позади Альбрехтсона стоял Грохссон и внимательно наблюдал за ним. Рядом с Мокрицем Ваймс очень осторожно отложил тлеющую сигару на каменный бортик и напрягся. «Все еще может обернуться непредсказуемо», – думал Мокриц.

– И если вы думаете, что ваша королева не будет таким же хорошим правителем, как ваш король, то неужели вы правда считаете, что ваша мать была хуже вашего отца? – Королева засмеялась. – Вижу, вы все устыдились. Это хорошо. Стыд пройдет, но вы никогда не забудете, за что вам было стыдно.

В настроениях толпы произошла заметная перемена, и королева продолжала:

– Я видела, что в наших теплых сердцах кроется истина, которую невозможно отрицать, но мы гномы, мы противимся всему, строя свои отдельные мирки внутри одного большого мира. Невольно задаешься вопросом: от чего мы бежим? Разве что от самих себя. Да, мы гномы, но мы можем стать лучше наших предков, не вылезавших из нор.

Королева умолкла, обвела взглядом своих подданных и добавила:

– Ну что? Никто из мужчин не посмеет бросить мне вызов?

Несколько пар глаз повернулись в сторону Альбрехтсона, который выглядел задумчиво, но не пошевелился. Грохссон слегка расслабился.

И вдруг королевский перст указал на одного гнома, и она сказала:

– Шов Рудокол, я всегда считала тебя здравомыслящим гномом, у которого крыша хорошо прикручена, пускай и поперек резьбы.

Мокриц физически ощущал ликование тех, на кого не указывал палец королевы, и отчаяние Шва Рудокола, и он задумался: то ли голос королевы-под-горой изменился, то ли всегда был таким? Она не произносила угроз, но они ощутимо висели в воздухе. Она держала их всех в руках и сжимала пальцы в кулак. Гном, на которого она указала, отступил назад.