— Ах, папочка, это не просто обычный певец, а странствующий рыцарь. Тем более меня могли защитить собаки.

— Он рыцарь? — Гильен не выдержал и заглянул из сеней в гостиную. — Если этот оборванец рыцарь, то я сам Сын Неба.

В углу гостиной сидел худощавый длинноволосый парень и наигрывал нехитрый мотив на дайле. На певце были латаные-перелатаные штаны и рубаха, застиранная до того, что было трудно определить, какого она была первоначально цвета. На ногах он носил сбитые, давно потерявшие первозданный блеск сапоги.

— Тильво Лаэрн к вашим услугам, — сказал певец, привстав со скамейки и тряхнув гривой нечёсаных волос.

— Рыцарь, говоришь. По мне, так ты больше похож на бродячего музыканта, чем на благородного господина.

Тильво демонстративно взял с лавки свою перевязь с мечом.

— И можешь не трясти здесь своим клинком. Оружие носят не только господа, но и всякий сброд с большой дороги. И у меня нет уверенности, что ты…

— Папа, прекрати! — Лицо Лайлы стала пунцовым, она моргала своими не видящими с самого рождения глазами, губы превратились в тоненькую ниточку. Лайла была готова расплакаться. — Не обижай певца. Он и так уже охрип от песен, пытаясь меня хоть чуть-чуть развеселить.

— Ладно, дочка, будь по-твоему. Эй, как там тебя, есть будешь?

— Ваша дочка была так щедра, что угостила меня краюхой хлеба.

— Да, не скажешь, что тебе всегда удаётся досыта поесть. Мы люди простые, И еда у нас простая. Бобы да кусок солонины. Но ты, наверное, и этому будешь рад.

Тем временем младший из трех сыновей уже вовсю гремел горшками на кухне. Певец отложил в сторону дайлу и стал внимательно разглядывать своих новых знакомых.

Гильен был коренаст и широкоплеч. Длинная окладистая борода мешала определить его возраст. Однако, судя по закравшейся в бороду седине, было ему никак не меньше пятидесяти. Сыновья были под стать отцу, коренастые и широкоплечие. Старший носил небольшую бородку, а у среднего был юношеский пушок. Самый младший из сыновей, тот самый, что отправился на кухню, и вовсе был безбород.

Когда хуторяне сели за стол в гостиной, певец решил тоже устроиться на скамье, однако с опаской поглядел на главу семьи.

— Садись, садись, Тильво, мы люди небогатые, зато не жадные. Раздели с нами трапезу.

Перед тем как усесться за стол, все, включая Тильво и даже слепую Лайлу, проделали нехитрый ритуал: подняли раскрытые ладони на уровень лица и трижды нестройным хором провозгласили: «Хвала Небу!» — после чего все принялись за еду.

Если бы Лайла могла видеть, как ест Тильво, то она поразилась бы его отнюдь не рыцарским манерам. Тем временем Гильен задавал певцу вопросы.