Закончив, Чедвик безнадежно развел руками. Ему не нужно было говорить, что, несмотря на быстрый прогресс биотехнологии, невозможно предугадать открытие за десять, двадцать или пятьдесят лет.

Тем временем можно было ожидать только ухудшения здоровья Майкла. Сейчас, когда его поврежденная ткань производила раковые клетки, которые должны бы разрушить блуждающие цитогены, он соревновался со временем. В этой гонке, как и во всех других, он отставал, хромал, был увечным.

– Ты понимаешь все это? – волнуясь, спросил доктор. – Боюсь, что невозможно совсем уйти от специальных терминов.

– Да, – сказал Майкл. – Я могу следить за ходом рассуждений и действительно понимаю.

– Мне очень жаль.

– Я знаю. Спасибо.

– Важно, что ты не прекращаешь надеяться. В нашем распоряжении все резервы обычной медицины. Мы можем контролировать боль и постоянно проверять, нет ли рака. Если обнаружим, можем эффективно лечить.

– Да, конечно, – кивнул Майкл. Но его близорукие голубые глаза выразили понимание того, что доктор осознавал недостаточность своего предложения. Доктор вел себя по-деловому, скрываясь за бесшабашной седой прядью и зная, что может увидеть трехтысячный год, если только человечество сдержится от ядерного самоуничтожения. Вооружившись этой уверенностью, с абсурдной серьезностью он пытался убедить пациента, что тот, если удастся, доживет до шестидесяти или семидесяти лет, слабый и больной, изгой человеческого общества.

Что мог сказать Майкл в ответ на этот мизер, кроме как: «Спасибо. Я знаю, большего ты не можешь сделать».

– Но есть надежда, – настаивал Чедвик. – Улучшив опознавание генов, скоро можно открыть дверь полному анализу человеческого генотипа. Это, верно, геркулесов труд: большое количество ДНК, сотни тысяч генов. Но над этим работают тысячи людей, и они постепенно выясняют механизмы контроля – включение и выключение отдельных генов в разных клетках. Подумай о нашем прогрессе со времени твоего рождения. Твой отец…

Доктор словно бы ожидал жеста прощения – чего-нибудь, освобождающего от отчаянных поисков, дающих надежду фраз и ободряющих заклинаний.

– Действуют ли таблетки? – спросил он, переключаясь на другой курс в поисках более безопасной темы.

– О да, – сказал Майкл. – Мне не надо принимать их все время теперь – только при сильных болях. Побочных явлений нет, если не считать кошмаров.

– Это хорошо.

Майкл не ответил доктору, только смотрел светлыми глазами, дополнявшими список его признаков. Только у обычных людей бывают голубые глаза, глаза цвета моря, в котором отражается небо.