Мэй училась в Карлтонском колледже, дрейфуя от одной специализации к другой, то история искусств, то маркетинг, то психология, в итоге защитила диплом психолога и работать по профессии не планировала; а Энни между тем получила МБА в Стэнфорде, и ее жаждали нанять все подряд, особенно «Сфера», где она и очутилась спустя считанные дни после окончания магистратуры. Теперь она занимала высоченную должность — директор по обеспечению будущего, шутила она, — и уговорила Мэй попроситься сюда на работу. Мэй так и поступила, и хотя Энни уверяла, что она тут ни при чем, Мэй была уверена, что без Энни не обошлось, и считала, что обязана ей по гроб жизни. Миллион людей, а то и миллиард, мечтали оказаться там, где сейчас была Мэй, — перед этим атриумом тридцати футов высотой, прошитым калифорнийским солнцем, в первый день работы на единственную компанию, от которой взаправду что-то зависит.
Мэй толкнула тяжелую дверь. Вестибюль был длинный, как променад, высокий, точно собор. Наверху сплошь офисы, с двух сторон по четыре этажа, все стены стеклянные. Голова слегка закружилась, Мэй опустила взгляд и в чистом блестящем полу увидела свое встревоженное лицо. Почувствовав, что за спиной кто-то стоит, она сложила губы в улыбку.
— Ты, наверное, Мэй.
Мэй обернулась и узрела красивую головку над алым шарфом и белой шелковой блузкой.
— Я Рената.
— Привет, Рената. Я ищу…
— Энни. Я знаю. Она уже идет. — В ухе у Ренаты плямкнула цифровая капелька. — Собственно, она… — Рената смотрела на Мэй, но видела нечто другое. Ретинальный интерфейс, решила Мэй. Еще одно местное изобретение. — Она на «Диком Западе», — сказала Рената, снова фокусируя взгляд на Мэй, — но скоро появится.
Мэй улыбнулась:
— Надеюсь, она на выносливой лошади и запаслась сухарями.
Рената вежливо улыбнулась, но не рассмеялась. Мэй знала, что здесь принято называть корпуса в честь разных исторических эпох; так гигантский кампус менее безличен, менее корпоративен. Уж явно лучше «строения восточного 3б», где прежде трудилась Мэй. Последний день ее работы в коммунальной службе родного города истек лишь три недели назад — они все аж остолбенели, когда она подала заявление об уходе, — но Мэй уже не понимала, как умудрилась просадить там столько времени. Туда вам и дорога, подумала она, и каторге вашей, и всему, что за ней стоит.
Ренате по-прежнему сигнализировали из наушника.
— Ой, погоди, — сказала она. — Энни говорит, что увязла. — И просияла: — Давай я тебя к столу отведу? Она говорит, что зайдет через часок.
От этих слов, «к твоему столу», Мэй окатило восторгом, и на ум тотчас пришел отец. Он гордился.