Светлый фон

– Серьезно, Лер, не думаю, чтобы кто-то из нас должен был один бродить по городу. Это не лес, где вы с братом знаете всех, кого можете встретить. Я знаю, пока мы не столкнулись ни с чем угрожающим, но что-то в этом городе вызывает у меня мурашки.

– Ну хорошо, – согласился Лер. – На самом деле я вышел, потому что подумал, что ты сможешь ответить на мой вопрос. Я думал спросить Тоарсена, но поскольку ты один…

– Давай спрашивай.

– Сегодня по пути в библиотеку Руфорт и Иелиан говорили о том, каково быть Воробышком. Иелиан сказал что-то, встревожившее Руфорта, но я не знаю точно, что это было и почему он встревожился.

– Расскажи, – попросил Форан.

– Руфорт сказал, что ему нравится быть твоим охранником, что это гораздо лучше, чем быть Воробышком. Иелиан ответил, что ему тоже нравится. Быть Воробышком лучше, чем клерком у его дяди. Это встревожило Руфорта, но он не показал Иелиану своего беспокойства.

Форан знал, кто такой дядя Иелиана, но и Руфорт это знал. Он не видел ничего тревожного в рассказе Лера.

– Он сказал, почему ему больше нравится быть Воробышком?

– Сказал, что платят больше.

– Я считал, что мы всех таких отыскали, – в отчаянии промолвил Форан.

– Каких?

– Единственные Воробышки, которым мастера платили, это те, кто убивал по их приказу или пугал людей. Большинство из них были старшими по возрасту: Тоарсен и Кисел всех их знали. Иелиан молод, он из набора этого года. Мы не думали, что кто-то из молодых выполнял такую работу.

Киселу и Тоарсену приходилось запугивать. «Обдирать костяшки» – так это называл Кисел. Но убийства – особенно убийства, которые практиковали мастера Пути, – это совсем другая категория.

Больше он не может доверять Иелиану.

– Все в порядке, Лер. Спасибо, что сказал. Я дам знать Тоарсену и Киселу.

– Мне он нравится, – сказал Лер. – Немногие решаются противоречить маме.

– Мне он тоже нравится, – согласился Форан. – Я поговорю с ним, прежде чем решать, что делать. Спасибо.

Пока они говорили, спустилась ночь. Форан повернулся, чтобы идти в библиотеку, и увидел Память.

– А, – сказал он. – Я не понимал, как уже поздно.

Лер смотрел на Память, но не закричал, не убежал – вообще ничего не сделал. Форан вспомнил первые посещения Памяти. Хотел бы он хотя бы вполовину быть так спокоен. Гура завыла, но не отступила.