— Ты, Питхор Иосепт, начальник полка Пта, правогласный, столп Большого Дома, хорошо выполнил свою работу, — сказал Величество. — Стань ближе.

И начальник воинов приблизился на четвереньках к сияющему одеянию, к лицу, припудренному золотом, к двойной короне Пехепту, которую надевали все Владыки — вечность, вечность и вечность, — и которая неизменно внушала благоговение всем подданным.

— Да позволит Сын Ра своему рабу задать вопрос: что станет с племенами израильскими и ковчегом их бога?

— Мы позволим себе ответить на вопрос любезного нашему сердцу друга. С племенами израильскими покончено раз и навсегда. Без силы, заключенной в так называемых Скрижалях Завета, они просто кучка варваров, которых скоро развеет ветер пустыни. А сами Скрижали… тут вопрос богословский, надо посоветоваться с верховным служителем Амона. Мы полагаем, к заходу великого солнца он уже прибудет из Фив. Да, мы знаем, ты бы предпочел, чтобы изрек свое слово и совет Мемфисского храма Пта, но таков порядок.

«А это означает, что главный фиванец постарается разделаться с Ковчегом как можно скорее, — когда отполз от престола, подумал Питхор Иосепт и уже не понял, от духа-Ка или Сердца-Ба явилась эта мысль. Он прощупал придворную толпу оценивающим взглядом, задержавшись на одной знакомой физиономии. — Птахотеп, член Совета Большого Дома, Южные Уста Владыки, занимающийся сношениями с фиванским храмом. Вот ты мне и нужен».

Было время, когда все храмы пресмыкались перед Большим Домом и Владыкой как верховным жрецом. Но при Тутмосе III и Рамзесе II, изливавшими свою божественную Мощь за пределы Кеме, жрецы, оставшись без присмотра, налились большой и самостоятельной силой. Воители требовали крепкого тыла, и храмы содействовали, во-первых, благонравию, во-вторых, внушению превосходства египетской веры и порядка перед запредельными, варварскими. Естественно, что и храмы тогда померились силой меж собой, орудуя магией, подкупами и отравой. И в итоге фиванский храм Амона уделал все остальные. Наверное, потому, что давно наложил руку на золото, серебро, слоновую кость и магические растения, поступающие из Нубии и Эфиопии.

При Владыке Меренпте, кстати, сыне Рамзеса Великого, фиванский храм Амона, ревностно лелеющий превосходство египетского миропорядка, настоял на изведении иври посредством принудительных работ. Мосес и его компания показались верховному служителю бога опасными последышами свихнувшегося еретика Эхнатона, который безумно и бесчинно возжелал уничтожить все божьи дома.

Владыки, все более ощущая силу и угрозу храмов, старались не противоречить им. Храмовые «девы радости» пробились на уровень «невест бога», и в таком качестве сделались великими супругами Величеств. Дело дошло до того, что жрец Херихор сам стал Владыкой.