Фурд промолчал.

— Но у меня нет времени на отдых, коммандер. Если Она действительно поняла мой дар, то мне нужно остаться здесь. Если Она действительно может создать других пилотов вроде меня, то придет за нами.

— Не может и не поняла. — На мостике появилась новая фигура. — Она солгала.

В центре отсека стояла семифутовая колонна, отдаленно напоминающая гуманоида, серая и сверкающая. Ее невероятно большие, умные глаза светились теплым золотистым цветом.

— Она солгала, — повторило оно.

— А ты, — спросил Смитсон, — что здесь забыл?

В дальнейшем разговор проходил на его собственном наречии, остальные слышали только скрип и стрекот, который издавали трущиеся друг о друга хитиновые пластинки на шеях эмберрцев. Громкость звуков увеличивалась, когда они проходили через горло, а их модуляции задавались ртом. Такой язык почти электронной скорости и интенсивности развился, когда травоядные предки Смитсона стадами ходили по долинам и нуждались в более сложном социальном устройстве, чем стаи впечатляюще организованных всеядных хищников. Это, а также их физическая сила и невероятно эффективная пищеварительная система, которая извлекала энергию из растительной массы на субатомном уровне, и давали эмберрцам возможность развиться интеллектуально, а не пастись все время, позволили предкам Смитсона перевернуть эволюцию вверх дном и стать доминирующей формой жизни на планете.

Фурд так и не понял, почему разговор велся на языке Смитсона. Поначалу он заподозрил, что речь шла о вещах, которые «Вера» хотела скрыть от остальных членов экипажа. Но когда экран воспроизвел запись беседы с переводом, ничего нового они не узнали.

Симуляция начала разговор, повторив изначальное имя Смитсона, то, которое он носил в молодости, многосложное слово длиной в несколько абзацев. В нем перечислялись все юношеские достижения эмберрца, как физические, так и интеллектуальные. Для каждого жителя Эмберры имя было механизмом, росшим вместе с хозяином. Иногда оттуда убирали некоторые детали, другие, побольше, добавляли, показывая, кем был его владелец, кем стал и кем может оказаться в обозримом будущем. Но имя Смитсона обрывалось совершенно внезапно.

Симуляция замерла — фраза длилась всего несколько секунд, а перевод занял несколько минут, — а потом произнесла настоящее имя Смитсона, неизменное, так как у эмберрца не было будущего. По своей структуре оно походило на предыдущее слово и заканчивалось двумя слогами, которые в Содружестве гуманизировали до ближайшего удобопроизносимого эквивалента.

В конце подлинного имени Смитсона стояло эмберрское жаргонное выражение, которое на земные языки примерно переводилось как «гнойная шишка». После него никаких новых добавлений не было и больше не будет.