Однако гребень так и не обрушился на нас. Мы висели то ли в воздухе, то ли на волне, удерживаемые – так по крайней мере казалось – только рулем в руках Эларна. Рядом со мной молился Мартен; ветер срывал слова с его губ и уносил прочь. Мы мчались на приливной волне, старшей дочери КороляКита, предшественнице еще более огромного и яростного родителя, который должен был последовать за ней через двенадцать часов.

Эларн ухмыльнулся; он был возбужден, опасность явно заставляла его более остро все чувствовать.

– Вот теперь ты знаешь, какова настоящая жизнь, горец, – прокричал он мне. – Это заплыв, какого ты никогда больше не испытаешь.

«Да, – подумал я, – потому что этого заплыва не переживу».

Лучше всего я, пожалуй, запомнил напряженность той ночи. Когда каждую секунду оказываешься на грани смерти, зная, что малейшая ошибка положит конец твоей жизни, все отпечатывается в твоем мозгу с необычайной яркостью. Я могу заново пережить каждую секунду той ночи; я не забыл тех запахов – аромата силвмагии, смрада смерти: водорослей, вырванных со дна, утонувшего скота, погибших морских тварей… запаха потопа, кипящего океана, пронизанного дождем воздуха, нависших туч, раскатов грома. Мир встал с ног на голову.

Залив сузился, расширился, снова сузился; песчаные отмели, вновь образовавшиеся промоины, скалы, повороты берега – все это меняло характер прилива, меняло саму скорость волны. Только мы начинали чувствовать себя в безопасности – и тут же вода с пугающей неожиданностью начинала кипеть, пена захлестывала лодку. Были моменты, когда нас спасали только сила наших рук и силвмагия Эларна; только благодаря им нам удавалось удерживаться на гребне волны. Иногда начинало казаться, что волна не едина, а представляет собой целую череду волн, каждая из которых с голодной яростью хочет поглотить нас. Не успевал я подумать, что мы нашли правильную комбинацию усилий, ловкости и предвидения, как все вокруг снова менялось.

Если бы на руле сидел ктото другой, мы потерпели бы крушение сотню раз до того, как это действительно случилось. Эларн, хоть и неопытный рулевой, сумел объединить свой инстинкт с магией; именно это снова и снова спасало нас. Глядя на него, я понимал, что передо мной не тот мальчишка, которого я повстречал за несколько месяцев до того. Тогда он был незрелым, занятым только собой, сердитым на весь мир, думающим исключительно гениталиями юнцом, которого легко могла сбить с пути улыбка женщины. Поняв, что его предали, он мог сделаться пессимистом и циником. Он мог счесть предательство оправданием недоверия и безразличия. Вместо этого он повзрослел с быстротой, которой мало кто из молодых людей мог бы достичь. Его решение предупредить Ступицу, пойти против самого Райдера было, конечно, попыткой искупить те смерти, в которых он был повинен, но я не стал изза этого хуже о нем думать. Не стал я хуже думать о нем и потому, что он явно наслаждался опасностью – я ведь чувствовал запах его страха. Эларн боялся, но снова и снова встречал свой страх лицом к лицу. И ни разу он не пожалел о своем решении. Его решимость не уступала силе бури. В определенном смысле, помоему, той ночью он нашел освобождение от своих долгов.