Аркаша убегает в соседнюю комнату и возвращается в бесформенной джинсовке, купленной на вырост.
Подмигиваю девочке и выхожу на крыльцо. С «матерью» даже прощаться нет желания.
Рядом вырастает силуэт паренька.
— Идем, — Аркаша указывает на калитку.
Несколько минут молча шагаем по трассе, которая по совместительству выполняет роль главной улицы поселка.
— А куда ты едешь? — спрашивает Аркаша.
— Не знаю, — честно признался я. — Чем дальше, тем лучше.
В моих словах почти всё — правда. Выбор я уже сделал, но продумываю запасные пути к отступлению.
— И я так хочу, — вздохнул паренек.
— В смысле?
— Ну… уехать. Далеко-далеко. Туда, где океан. Или северный полюс.
— А полюс тебе на кой сдался?
— Там зарабатывают хорошо.
Уважительно киваю.
Мне жаль паренька. Он крепостной и не обладает свободой выбора. Это человек со своими мечтами и фантазиями, которому просто не повезло. Бедолага родился не в том месте. А хуже всего — не в той семье.
Перекресток.
Мы сворачиваем налево и по раздолбанной улице идем в сторону зубчатой стены деревьев. По правую руку тянутся тускло освещенные квадратики сельских домишек. В небо упирается нечто, напоминающее водонапорную башню. Внезапно окрестности накрывает механическим гулом и перестуком колес. За деревьями высвечиваются желтые окна, слившиеся в сплошную полосу. Ночной экспресс даже не останавливается на безвестном полустанке — он вспарывает унылую тишину и накрывает образами дальних странствий. Мысленно я уже там — в тесном купе с протянувшимися за стеклом кабелями. С горячим чаем, сонными пассажирами и бродящими по коридорам проводниками.
Паренек останавливается у крайнего дома.
— Ты чего? — спрашиваю я, тщетно пытаясь перекричать гул поезда.
— Дальше я не пойду, — отвечает Аркаша. — Там