— Меч, какой дорогой меч! — восторженно шепчет тот же голос, а уже через секунду стонет, наткнувшись на лезвие моего шигиру. Не вытаскивая лезвия из груди неизвестного, хватаю его за волосы и тяну ближе к себе.

— Кто здесь еще есть? — шепчу я.

Он старается ответить, но получается плохо — когда лезвие пробивает лёгкие, отвечать всегда трудно.

— Кто… здесь… еще… есть?… — спрашиваю, прислушиваясь к шорохам.

— Никого! — хрипит и плюётся кровь он.

Хорошо, можно запустить светлячка… я собирался это сделать еще до того, как мы спустились сюда, но не хотелось привлекать внимания.

Крохотный огонёк высвечивает бледное лицо… пацана?

Лет двенадцати. И кровь из его рта сейчас зальёт всё тут.

— Вот ты болван, — ругаюсь я, снимаю детское тело с лезвия шигиру. Укладываю бедолагу на спину и лезу в сумку за талисманом лечения. И заодно оглядываюсь в поисках Аой. Она лежит неподалёку, а в груди тонкая и короткая — похожая на иглу — стрела.

И только тут я замечаю, что на песке рядом с местом, на котором я только что лежал, валяется точно такая же.

Какие-то заговорённые парализующие стрелы?

Засовываю талисман в рану и оставив пацана выкарабкиваться с того света, сажусь рядом с Аой. Первым делом достаю стрелу-иглу… и девушка уже через полминуты открывает глаза.

— Я думала, меня опять убили, — говорит она.

— Но на этот раз не я, — улыбаюсь я.

Помогаю ей сесть…

— Кто это?! — удивляется она, показывая на пацана, который уже перестал хрипеть и давиться кровью и теперь лишь очень тяжело дышит.

— Если я не ошибаюсь — это тот, кто собирался ограбить нас, а теперь… теперь он расскажет нам, куда делось солнце и клан Проклятых.

* * *

Пацан приходит в себя и теперь, забившись в угол, прижимает руки к пробитой груди, с испугом смотрит на меня.

— Простите, господин! — выдаёт он уже в десятый, наверное, раз, косясь на рукоять шигиру.