Ей чудилось, что все вокруг объял мрак, в котором медленно, одна за другой, разгораются звезды. И сама она, подобно яркой, пылающей, излучающей свет звезде, плыла среди пронизанного мерцанием мрака, ощущая неземное блаженство, доступное только богам. Совсем рядом она слышала стоны Ньяры и лениво думала о том, что пройдет немного времени — и сладкотелая, сладкогубая саккаремка тоже превратится в звезду и они вместе будут плыть по искрящемуся мириадами крохотных огоньков небосклону. А светоносный Батар превратится в огромное сияющее светило, и тепла его хватит на всех, ибо, как бы хорошо ни было им с Ньярой вдвоем, звездами они смогли стать только благодаря ему. Мужчине с крепкими чреслами…

— Хочешь вина? — спросил Батар спустя неопределенно долгое время. — Лучшее из того, что можно достать в Матибу-Тагале.

— Спасибо. — Мбаба протерла глаза, поправила наброшенный на нее халат и приняла тонкостенную чашу с темно-красным вином.

Длинные некогда свечи сгорели на две трети. Огонь в медной жаровне погас. Сидевшая на расшитых геометрическими узорами подушках Ньяра с удрученным выражением лица жевала орешки, беря их со стоящего на низком столике глазурованного блюда. Налив себе в чашу вина, Батар с любопытством оглядел ворожею, точно увидел ее впервые в жизни, а потом предложил:

— Наверно, ты хочешь умыться. Пойдем в соседнюю комнату, я полью тебе на руки. Кицуд уже спит, а подмастерья отправились в город и вернутся только на рассвете. — В голосе костореза Мбабе послышались виноватые нотки, и она внезапно вспомнила, что же именно было не так во время «Исцеления духа». Покосилась на Ньяру и, ужасаясь содеянному, отправилась вслед за Батаром.

Проводив их взглядом, саккаремка прикрыла глаза, проклиная себя за глупость, а Мбабу за самоуверенность. Ворожея не зря еще в Дризе слыла великой в своем деле искусницей, и если бы не так сильно уповала на свое мастерство, конечно же, не позволила бы себе увлечься и проследила за тем, кого из присутствующих излечивает она от безответной любви. От выдуманной любви. От любви, которая нужна была Ньяре, дабы забыть все прошлые унижения и страдания и найти новый смысл, новую цель изуродованной своей, давно уже шедшей наперекосяк жизни.

Но Мбаба, может быть, не так уж и виновата — от выдуманной любви излечиться легче, чем от настоящей. Девушка поморщилась, обвела взглядом ставшую чужой для нее комнату и с облегчением подумала, что завтра поутру покинет этот дом. И тут же упрекнула себя за эти мысли: думать сейчас следовало о том, как помочь Батару. Сама она как-нибудь перебьется — сумела один раз придумать себе любовь, сумеет и еще раз влюбить себя в подходящего человека. Забывать она научилась, а это, как говорила мать, самое трудное искусство…