У Таанрета имелось в запасе испытанное средство, к которому он неукоснительно прибегал, когда не мог убедить в чем-либо свою не слишком-то сговорчивую супругу. Он просил поверить ему и простить его. Поверить в то, что он, лучше разбираясь в происходящем, способен принять самое разумное и целесообразное решение, и простить за то, что уделяет ей недостаточно внимания и не в состоянии посвящать во все свои дела.

Однако сколько же можно верить, входить в его положение и прощать?! Она и так слишком многому верила и слишком многое ему прощала…

— Твой муж далек от совершенства и все же неизмеримо лучше Кешо. Сказанное же не к месту слово способно неузнаваемо изменить нашу жизнь, а твое — так даже повлиять на судьбу империи. Разве ты до сих пор этого не поняла?

Нганья устремила на подругу испытующий взгляд, от которого Ильяс почувствовала себя неуютно, и, уже не пытаясь скрыть нарастающее раздражение, потребовала:

— Хватит ходить вокруг да около! Довольно говорить недомолвками! Кому какое дело до того, о чем я беседовала со своим отцом? И чего ради ты вступаешься за Таанрета, лишившего меня одного из сыновей? За человека, для которого и жена, и собственные дети важны лишь постольку, поскольку способствуют воплощению в жизнь его честолюбивых намерений?

— Само по себе честолюбие не является пороком. Важно, к чему влекут человека честолюбивые замыслы и какими средствами он собирается достичь намеченных целей. — Нганья покосилась на Мутамак и, решив, видимо, не обращать на нее внимания, продолжала: — Кешо уже не раз подъезжал к твоему отцу, дабы склонить его на свою сторону, и ежели ты, сама о том не подозревая, оттолкнешь Газахлара от Таанрета, последствия этого могут оказаться весьма плачевными для всех нас.

— Вай-ваг! Прекратишь ли ты наконец барабанить по моему креслу? — Ильяс рывком поднялась на ноги и нетвердой походкой прошлась по залитой солнцем комнате. — Что за вздор ты несешь? Как бы я ни относилась к своему мужу, слепой-то уж меня никто не назовет! Я прекрасно вижу, что он отличается от Кешо, как сокол от стервятника-трупоеда. И отец мой тоже видит, можешь мне поверить!

— Я верю тебе, — промолвила Нганья, вылезая из низкого, мастерски сплетенного из тростника кресла. — Но ты в последнее время была слишком поглощена собственными заботами, чтобы обращать внимание на происходящее вне твоих покоев. Кешо не зря вьется вокруг твоего отца, а ежели тебе кажется, что я преувеличиваю, порасспроси об этом Мутамак. Она, как всегда, знает все обо всех.

— Так я и поступлю. — Ильяс бросила взгляд на стоящую посреди стола клепсидру. — После того, как покормлю Хутама.