Ильяс вздрогнула, как от удара, и Газахлар поздравил себя с тем, что ему, по крайней мере, удалось удивить свое возлюбленное чадо.

— Мысль отослать Нганью с Хутамом из «Мраморного логова» также была недурна, — продолжал он, пройдясь по комнате и как бы невзначай придвинув дочери кресло. — Ты доказала, что обладаешь решимостью и предусмотрительностью и не уподобишься лошади с зашоренными глазами, которую возница может гнать куда ему вздумается. — Газахлар сделал паузу и, взяв с низкого столика вазочку с кишмишем, продолжал кружить по комнате. — Все это очень хорошо и даже похвально, но создает тем, кто тебя окружает и печется о твоем благополучии, массу неудобств.

Отправив в рот щепоть сушеного винограда, он остановился так близко перед Ильяс, что она невольно попятилась и опустилась в стоящее за ее спиной кресло.

— Меня лично твои выходки и сумасбродства не удивляют и не огорчают, ибо до сих пор Нгура умело обращала их тебе же на пользу. Однако Кешо они раздражают, а считаться с его чувствами мы должны по целому ряду причин.

Газахлар кинул в рот еще одну щепоть кишмиша, подождал, не поинтересуется ли Ильяс, какие причины он имеет в виду, и терпеливо продолжал:

— Пока твой мечтатель супруг наживал себе недругов, ратуя о процветании империи, Кешо всевозможными способами склонял на свою сторону колеблющихся Небожителей и командиров яр-нуарегов. Он преуспел в этом настолько, что даже появление на свет Хутама — права которого на императорский престол никто из оксаров сомнению не подвергал — не слишком увеличило число сторонников твоего мужа. Безвременная же кончина Татама изрядно их подсократила. До братоубийственной войны оставался один шаг, который, благодаря моим усилиям, сделан не был.

— Благодаря твоему предательству, хочешь ты сказать? — подала наконец голос Ильяс.

— Когда речь идет о спасении родины, сотен и тысяч жизней, привычные понятия теряют смысл, а порой превращаются в свою противоположность. И то, что представляется тебе сейчас предательством, очень скоро все в один голос будут называть подвигом. А обо мне, как о человеке, презревшем узы дружбы и родства ради того, чтобы не дать вспыхнуть пожару междоусобной войны, станут слагать легенды, как об Агешвааре. И это будет справедливо. — Газахлар поставил вазочку с кишмишем на стол и опустился в стоящее напротив Ильяс кресло. — Если бы междоусобица началась, рано или поздно твой муж и его сподвижники потерпели бы поражение. Поверь, я обдумал все возможные варианты и выбрал самый бескровный и сулящий нам к тому же весьма заманчивое будущее.