— Не хотите ли присесть?

— Нет, спасибо. — Взгляд Джерадина становился отстраненным, все более сосредоточенным на той истории, которую он собирался рассказать. — Я слишком долго просидел над весами. Спина у меня до сих пор ноет. — Он начал медленно расхаживать перед ней взад и вперед.

— В то время мне было не больше одиннадцати или двенадцати лет, и я еще ни разу не покидал родного дома. Нет, конечно же, не было ни одного места в пределах нескольких миль от Домне, где я не проезжал бы верхом, не работал или не проходил вместе с братьями, выполняя поручения, или, — он улыбнулся, — пытаясь исправить то, что натворил. И что бы там ни говорили, Домне — самая красивая из провинций, в особенности весной, когда зацветают яблони, кизил и шиповник, и холмы, насколько хватает глаз, покрыты цветочным ковром. Я любил бродить по ним, играть в тихих местечках вроде Сжатого Кулака, лазить по горам.

Казалось, Джерадину доставляло удовольствие вспоминать это.

— Но центром моей вселенной был Хауселдон. Мой отец, Домне, — человек, который любит свой дом больше всего на свете. Общество своей семьи он предпочитает всему остальному, хотя люди считают его самым близким другом короля. Каждый год или два ему приходилось отправляться куда-нибудь по поручению короля Джойса, иногда за пределы Морданта, и при этом он всегда брал с собой по меньшей мере двух из моих братьев. Именно благодаря одной из таких поездок Артагель открыл в себе талант к фехтованию, чего никогда не произошло бы, оставайся он дома. Но я тогда был слишком юн, чтобы ездить с ним. И я был любимчиком матери. Когда она умерла, Тольден — это мой старший брат — и его жена присматривали за мной, словно считали, что я никогда не стану взрослым.

По некоторым причинам, объяснить которые довольно трудно, я не пошел в отца. Тольден же стал почти его копией — и когда он станет Домне, даже любимые кусты отца в нашем саду не ощутят, наверное, никакой разницы. Также как Миник и Вестер — он в нашей семье самый красивый. А единственная причина, по которой я не вношу в этот же перечень Стида в том, что он бегает за каждой юбкой в Домне, а не занимается стрижкой овец. Я не говорил вам, что наша семья занимается разведением овец? Впрочем, мы, конечно же, занимаемся всеми фермерскими делами, как и любая другая провинция, но шерсть и пряжа — это то, чем мы славимся. — В голосе его слышалась непритворная гордость. — Как только мои братья обнаружили, насколько я неуклюж, — продолжал он, — они перестали подпускать меня и близко к кошарам. Однако как-то летом мне пришлось пасти овец так долго, что в радиусе пяти миль я знал каждую овцу по имени.