Териза была слишком потрясена, чтобы произнести хоть слово. Сам он служил?.. В камере было холодно, слишком холодно. Нужно застегнуть рубашку. От Мастера, казалось, не исходило ни капельки тепла. Мог ли Артагель слышать их беседу? Вероятно, нет; в противном случае он уже проткнул бы Эремису горло мечом.

Джерадин?

— Миледи, вам следует научиться рассуждать более ясно. — В голосе воплотителя звучали нотки симпатии. — Я знаю, что юный сын Домне кажется вам привлекательным. Это вполне объяснимо, особенно если принять во внимание тот факт, что именно он вас создал. Если бы вы не пришли ко мне сами, по доброй воле, я не сказал бы вам ничего подобного. Я лишь подарил бы вашему прекрасному телу любовь, для которой оно создано, — любовь, которую оно заслужило, — и держал бы свои мысли при себе. Но если вы хотите помочь мне, вам следует пользоваться своим разумом более эффективно.

Давайте примем во внимание все доводы, которые мог привести Джерадин, объясняя свою убежденность в том, что в Гильдии засел предатель, и добавим к этому все нам известное. И не забудем о том сакраментальном вопросе, который упомянул Леббик: куда подевался Мастер Гилбур? Вам не кажется, миледи, что он-то, похоже, и есть тот самый предатель?

Да, подумала она, утопая в объятиях его рук, коленей и взгляда. Нет. Как он мог предвидеть, что я приду на ту встречу? Как он мог знать, где я буду после нее, чтобы воплотить туда этих напавших на меня людей? (И разве воплощение посредством плоского зеркала не лишает человека рассудка?) Но эти аргументы, казалось, не имели смысла. Ведь именно Гилбур после всего этого исчез.

— Признаюсь, — тихо сказал Эремис, — я и не подозревал, что он может оказаться предателем. По глупости я верил ему просто потому, что он был мне многим обязан. Но когда Джерадин отправился в зеркало ради того, чтобы найти нашего Воина, и привел вместо него вас, мои глаза открылись.

Миледи, вы никогда не пытались понять, почему я делаю то, что делаю? Вы никогда не задавались вопросом, почему я привлек Мастера Гилбура на встречу с лордами провинций, когда для всей Гильдии совершенно ясно, что у нас почти на все противоположные точки зрения? Я пытался нейтрализовать его, создать такие условия, чтобы он скомпрометировал себя. И я преуспел…

Но слишком дорогой ценой, — заметил он. — Стена Орисона проломлена. Воин исчез. Я арестован. И этот прихлебатель Барсонаж сорвал с меня мантию, чтобы продемонстрировать Смотрителю лояльность Гильдии.

Он хмыкнул, выражая отвращение, затем продолжил:

— Вас никогда не удивляло, почему я всегда так высоко ценил Джерадина? Я всегда пытался добиваться его дружбы, старался убедить сделать меня своим советчиком — чтобы получить возможность изучать его странные способности.