Светлый фон

Мерцание обретало твердость, сияние становилось стеной, что воздвигалась от земли и до небес.

Стеклянистые руки выросли из стены, они толкали Андреа и тащили ее, одни хватались за одежды, другие за волосы. Крохотные пальчики, обретая плоть, сжимались все крепче.

Она обратилась к другой странице своей книги — и, мгновение поколебавшись, начала читать.

С губ слетели слова, которых невозможно запомнить, и одновременно она, сунув книгу под мышку, коснулась правым указательным пальцем левого запястья.

Струйка крови побежала по ее руке, крупные алые капли золотели и искрились.

Она сложила левую ладонь чашечкой. Струйка крови бежала по руке и, свертываясь, собиралась в ладони. Когда от лужицы полетели золотые искры, Андреа вскинула руку и тряхнула ею — раз, другой, третий. Облако золотых искр превратило призрачные руки в туман — а потом и вовсе в ничто.

Высоко подняв Око, держа раскрытую книгу в свободной руке, Белая Андреа снова шагнула вперед.

 

— Ошибаешься, Бойоардо, — сказал я. — Проиграл ты.

Если уж помирать, то можно за те же деньги со смелыми словами на устах, но умирать я не собирался — здесь и сейчас. Он сам виноват: Место выбирал он. Возможно, в своей чужеродной жестокости он подумал, что будет забавно прикончить меня тут, в Моем Месте, — но его самонадеянность подвела его.

Это место было моим.

моим

Сперва он мне не поверил. Потом улыбка его исчезла, глаза расширились. Взгляд его заметался из стороны в сторону в поисках пути к бегству — пути не существовало. С одной стороны была стена, с другой, из тумана, приближалась она.

Бойоардо попробовал сплутовать, попытался сменить облик — но было слишком поздно, да и скорость у него была не та. Прежде он менялся быстрее; теперь это выглядело так, будто он пытается принять слишком много обличий одновременно.

Тем хуже для него. Когда выступаешь против Большой Машины, не отвлекайся.

Это была одна из последних и несомненно лучшая модель Американской Большой Машины, зверь с мотором в три сотни лошадиных сил и львиным рьжом. Двухцветный, черно-желтый, как шершень, гибкое ветровое стекло, гнутые крылья и багажник, на котором можно разбивать лагерь.

 

Взвизгнув шинами, она обогнула меня — тонны черно желтой стали, взревев, вынеслись из тумана и врезались в Бойоардо, размазав его по стене.

Он попытался подняться, но Большая Машина дала задний ход, задымились шины — и она снова переключила скорость, припечатав его к стенке. Радиатор от удара погнулся, ветровое стекло пошло трещинами.

Бойоардо был настигнут в миг превращения. Он снова поднялся, весь разбитый, в крови, слишком слабый, чтобы сосредоточиться и измениться. Пальцы его змеились, когда он, защищаясь, вскинул сломанные руки.