Светлый фон

Ворота. Что там происходит в крепости, не слышала – стены высоки, звуки не прилетают. А когда ворота распахнулись, едва не скорее простой избяной двери, которую поддают с пьяной дури сапогом, люди саддхута, стоявшие ниже на тропе, не сдержали возгласа изумления.

– Пошли! – крикнула Верна. Больше нет нужды хранить безмолвие.

Четыре трупа лежали у ворот, едва не споткнулась. На той стороне стены еще ничего не знали, оттуда слышались приглушенные голоса, как будто где-то в отдалении гомонила торговая площадь.

– Зажигай светочи!

Один за другим разбили несколько глиняных горшков с углями и подожгли с десяток промасленных светочей. Справа и слева от ворот наверх в темноту уходили ступени. Лестницы вели на стену.

– Мы налево, остальные направо. Пошли!

Лестница широка, совсем не то что тропа перед воротами. Четверо встанут плечо к плечу, биться вовсе не тесно. Странно было смотреть, как по правой лестнице поднимается рой светочей, на левой – темень и безмолвие: девятерым не нужен свет, они вовсе не издают никаких звуков.

Кешуги впереди заревели, заметили вторжение. Справа на стене раздались крики, защитники крепости стреляли на свет, нескольких воинов саддхута стрелы нашли. А слева, на том участке стены, по которому шел десяток Верны, случилось неожиданное – хозяева намеревались в темноте и тишине сойти со стены перед воротами, подняться по правой лестнице и зайти нападающим в тыл и не поняли ровным счетом ничего, когда неведомая сила в мгновение ока изрубила без малого двадцать человек. Будто на скалу налетели. Только глухо стучали клинки, шелестели разрываемые доспехи и стонали кешуги. Даже испугаться не успели, а Верна все усилия приложила лишь к тому, чтобы не споткнуться о трупы. С шага не сбилась, меча вовсе не обнажила. Зачем?

Крикнула со стены вниз, на корабли: «Уводите ладьи на ту сторону, скоро снимемся!» – и по лестнице свела десяток вниз.

– Тут закончат без нас. В крепость!

Остатки дружины кешугов заперлись, укрылись за тяжелой дубовой дверью, подпертой изнутри досками и заваленной тяжеленным хламом – столом, сундуками.

– Или в дверь ломиться, или карабкаться внутрь через окна. – Брачан кривым клинком показал на бойницы второго уровня, расположенные невероятно высоко – по меньшей мере четыре человеческих роста над землей. Во дворе мало-помалу собиралась дружина Бейле-Багри, на стенах кешугов больше не осталось.

Белопер без слов подступился к дубовой преграде с топором в руках, и крепчайшая дверь отозвалась глухим, смачным стуком. Тяжелые петли без преувеличения зазвенели, когда в них заходили ходуном штыри, а кто-то из дружины саддхута отпрянул от стены, которую устало подпирал, – даже в камень отдалось исполинское усилие. Щепки летели во все стороны, при том что старая дубовая древесина так же похожа на мягкую липу, как овца на быстроногого скакуна. Мощно и быстро орудовал тяжеленным топором Белопер. Воины Бейле-Багри изумленно свесили челюсти – погрузить топор по середину клина и одним движением вынуть обратно, как будто впереди не крепкое дерево, а застывшее масло, дорогого стоит. Дверь держалась в проеме на четырех толстых петлях, и четыре тяжеленных запора изнутри накрепко пристегнули дубовую заслонку к толстому косяку. Если кешуги намеревались какое-то время отсидеться в стенах крепости, их уверенность теперь, должно быть, растаяла как снег на солнце.