Фрекс провел рукой по листку, будто впитывая смысл текста кончиками пальцев, поднес его близко к глазам и прищурился.

— Буквы крупные и отчетливые, — сказал он, перевернул страницу и снова всмотрелся в нее. — Но я не могу их разобрать, они из какого-то чужого алфавита. А ты — можешь?

— С переменным успехом: когда да, когда нет. То ли зрение подводит, то ли текст такой особенный.

— Глаза у тебя всегда были зоркие. Даже в детстве ты могла видеть то, чего никто не замечал.

— То есть как?

— У тебя был стеклянный круг, который сделал Черепашье Сердце, и ты смотрела в него, как будто видела другие миры.

— Ха! Наверное, всеголишь любовалась своим отражением.

Они оба знали, что это неправда, и Фрекс — в кои-то веки — так и сказал:

— Нет, на себя ты смотреть не любила. Ты терпеть не могла свою кожу, свои угловатые черты и странные глаза.

— Интересно почему.

— Не знаю. Ты такой родилась. Будто кто-то наложил на тебя проклятие, а через него погубил всю мою жизнь. — Он утешительно похлопал Эльфабу по руке. — Когда у тебя выпали жуткие молочные зубы и стали расти нормальные, мы вздохнули с облегчением, но все-таки первые несколько лет ты была маленьким уродцем. А потом родилась Несса, и по сравнению с ней оказалось, что ты совершенно здоровая девочка.

— За что мне с рождения такое проклятие? Ответь мне, святой человек.

— Это моя вина — ты была послана Богом за мои грехи, — сказал Фрекс. Ведьма чувствовала, что каким-то неуловимым образом он перекладывает груз ответственности на нее. — Ты родилась как вечное напоминание о том, чего мне не удалось достичь. Но не бери в голову. Это все в прошлом.

— А Несса? Ей за что досталась болезнь?

— В назидание матери — за распущенность.

— Поэтому ты так ее и любил? Не видел в ней упреков себе?

— Не кипятись! Какая ты! Нессы больше нет — какая теперь разница, кого я любил?

— Но ведь жизнь продолжается.

— Моя уже подходит к концу, — печально ответил Фрекс. Ведьма высвободила руку из-под его ладони, взяла у него с колен страницу из «Гримуатики», сложила, сунула в карман и заметила, что кто-то направляется к ним по лужайке. Сначала она подумала, что это слуга несет Фрексу чай (из-за возраста, покладистого характера и священного сана здесь к нему все еще относились с почтением), но, вглядевшись, поспешно поднялась и пригладила складки на своем простеньком черном платье.

— Глинда Ардуэнская! — радостно приветствовала она гостью.