Алтын куснул баранью ногу, небрежно отшвырнул на пол. Золотая посуда жалобно зазвенела, ваза с фруктами опрокинулась, диковинные плоды покатились по мягкой шкуре. Рука Повелителя нырнула в ворох подушек, жирные пальцы смяли засаленный рулон пергамента.

– Прибери здесь.

Шергай внутренне поморщился, взяла досада: приходилось расходовать силу на ярмарочные фокусы. Он может уничтожить войско, вызвать и подчинить могущественных духов земли, огня и ветра, а должен убрать остатки еды.

Золотые подносы с объедками растаяли в воздухе. Алтын разложил карту, ткнул в северные рубежи:

– Вот!

Шергай с трудом сдержал удивление: голос Повелителя дрогнул от ярости, а палец проткнул пергамент. Никогда Алтын не был вполовину, как сейчас, зол. Маг пригляделся к надписям карты, брови взмыли.

– Но там живут лесные дикари, Повелитель! Какой прок мучить северян? С них не получишь и сотой доли того, что Повелитель добыл в последнем походе. – Маг обвел рукой шатер, заваленный шелками, золотой посудой, статуями, прекрасными ювелирными изделиями. – Разве что подцепим вшей.

Шергай наткнулся на взгляд Повелителя, горло сжал спазм, заготовленные слова вырвались с жалким писком. Брови Алтына сшиблись, в провалах глазниц клубилась тьма. Тень за спиной сгустилась, налилась мраком, от стен шатра пахнуло холодом беззвездной ночи.

Шергай со страхом подумал: что нашел Повелитель в последнем походе? Зачем отправился с Всадниками Степи в прокаленные пустоши? В тех краях немалое богатство, но ближе мягкий Румин, где добычи вдвое больше, всяко не придется гнать конные орды по безводным пустыням.

Маг покосился на руки, из горла вырвался крик ужаса. Дряблая кожа цвета старой коры налилась мертвенной синевой, от локтей к суматошно бьющемуся сердцу поднимался холод. В памяти всплыло защитное заклятие, но слова умирали в горле. Угнетала беззащитность, словно маг стоял под горой, готовой рухнуть.

Сознание заволокла смурая пелена, в ушах нарастал тонкий гул, словно приближалась стая комаров, алчущая крови. Горло сдавила невидимая петля, грудь полыхнула мучительным огнем. Шергай нелепо дернулся, пальцы судорожно сжали войлочные подушки, с угла рта на парчовый халат стекла нитка слюны.

Алтын мерил строгим взглядом старика еще несколько мгновений, затем его лицо разгладилось.

Шергай обессиленно откинулся на подушки. Из горла вырвался сиплый вздох, ноздри растопырились, как крылья степного орла, раздался свист. Вдыхал жадно, давился.

Гул в ушах постепенно стих, робко вернулись приглушенные звуки веселья. Тьма в глазах рассеялась, пламя светильников в виде львиных морд снова стало ровным, веселым.