– Ну-у-у… Это… берешь большую… типа… амфору…

– Амфора – это что?! – Последовал немедленный вопрос.

– Это вот такой кувшин… – я поднял руку насколько смог, – с вот такими ручками, – я раскинул руки в стороны насколько смог, – И…

Тут я замолчал, поскольку последний вопрос сотника сбил меня с мысли.

– Ну!.. – Нетерпеливо потребовал он.

– Что ну?!! Что – НУ!! – Я, качнувшись, поднялся со стула. – Чего ты… «нукаешь» – не запряг еще!

– Кого?! – Сотник тоже попытался подняться со своего кресла, но у него это не получилось.

– То-то же! – Я ухмыльнулся и торжественно поднял вверх указательный палец правой руки.

Сотник очень внимательно, но без всякого смысла уставился на мой палец, икнул и неожиданно произнес:

– Коньяк!

– Где коньяк?! – Немедленно переспросил я, оглядывая стол.

– Ты сказал, что коньяк – это когда берут… вот… – он задрал одну руку кверху и посмотрел на меня, – и вот… – он раскинул руки в стороны и снова посмотрел на меня.

– А-а-а… – мгновенно вспомнил я, – амфору берут! Наливают ее живой водой и набивают дубовыми опилками!! Через месяц будет коньяк – можно пить!

Минуту сотник изучал мою физиономию, а затем поинтересовался:

– А опилки?!

– Так они за месяц… того-этого… Растворяются! – Пояснил я.

Еще с минуту сотник молчал. Потом мы выпили, и он, покрутив башкой, вздохнул:

– Какая гадость!! И твой… этот… Сорока… такую дрянь предпочитает чистой живой воде?!

– Ну! – Подтвердил я его мысль. – Ты не поверишь, дня три назад я наделал штук тридцать вот таких кувшинов живой воды… – я ткнул пальцем в одни из стоявших на столе кувшинов. – И компания подобралась хорошая – двадцать вот таких вот мужиков! А закусь!! Закусь какая была!! Так этот… коньяколюб перепортил всю живую воду!

– Как?!! – Изумился сотник. – Да как же вы ему это дело… разрешили-позволили?!