Даже дипломат много лучше Барэма испытал бы в такой ситуации приступ подобострастия, но Лоуренс сегодня был не склонен прощать. Еще сильнее, впрочем, он негодовал на самого себя — за необоснованные надежды на лучшее. Он пришел сюда с твердым намерением отстоять свое дело и втайне ожидал, что получит отсрочку. Вместо этого его отчитали в таких выражениях, которые он постеснялся бы применить к зеленому лейтенанту — и это в присутствии чужеземного принца. Можно подумать, что эти трое китайцев — судьи, призванные вынести ему приговор. Он молчал, пока мог, но тут Барэм добавил:

— Мы, естественно, намерены дать вам впоследствии другого детеныша, капитан. — Эти слова, произнесенные крайне снисходительным тоном, наконец-то вывели Лоуренса из себя.

— Виноват, сэр, — произнес он, — но я отказываюсь. Что до моего будущего, прошу вас о нем не заботиться.

Адмирал Повис из воздушного корпуса, занимавший место рядом с Барэмом, хранил молчание с самого начала переговоров. Не нарушил он его и теперь — лишь покачал головой, не выказав ни малейшего удивления, и сложил руки на объемистом животе. Барэм, метнув на него яростный взгляд, повернулся к Лоуренсу:

— Быть может, капитан, я неясно выразился. Вашего мнения здесь не спрашивают. Вы получили приказ — потрудитесь его исполнять.

— Раньше меня повесят. — Лоуренс, казалось, забыл, что обращается к первому лорду Адмиралтейства. Будь он по-прежнему морским офицером, подобная дерзость положила бы конец его карьере, да и авиатору вряд ли следовало говорить нечто подобное. Но если Отчаянного собираются отправить обратно в Китай, с авиаторской службой все равно можно проститься: он никогда не согласится опекать другого дракона. Будучи уверен, что с Отчаянным никто сравниться не может, он непременно наделил бы детеныша чувством неполноценности. В корпусе и без него хватает офицеров, жаждущих получить дракона на воспитание.

Юнсин промолчал и лишь слегка поджал губы. Его свита перешептывалась между собой по-китайски. В этом шепоте Лоуренс уловил явственный оттенок презрения, предметом которого был не столько он, сколько Барэм. Первый лорд, видимо, тоже понял это, и лицо его, вопреки усилиям сохранить спокойствие, покрылось красными пятнами.

— Если вам вздумалось устроить бунт в Уайтхолле, Лоуренс, вы скоро поймете свою ошибку. Вы забываете, что долг перед страной и королем выше долга перед драконом.

— Это вы, сэр, кое о чем запамятовали. Именно долг побудил меня надеть на Отчаянного сбрую, пожертвовав своей службой на флоте. Между тем, я тогда еще не знал, какой он породы, и то, что он окажется селестиалом, мне даже в голову прийти не могло. Именно из чувства долга мы с ним прошли трудную выучку и стойко переносили опасности новой службы. Повинуясь долгу, я вел его в бой и просил не щадить своей жизни. Никто не заставит меня отплатить ему обманом за верность.