Я видел все, как если бы летел. Мы парили над просторным храмом лордов, где под звездным потолком сидели три гигантские статуи. Мы проникали сквозь стены дома лордов, заглядывали во внутренние дворы, заполненные рабами, крепостными и воинами. Мы ворвались в полдень и призвали вихрь, окрасивший воздух в красный цвет поднятым песком, пронизывая лагерные укрепления и обдирая утесы. Воины и рабы казались муравьями, ползающими по пустыне. Когда я был маленьким, я иногда бросал кузнечиков и жуков в муравейники, чтобы посмотреть, что произойдет. Теперь я мог сделать то же самое и с людьми. Я подхватил вихрем нескольких рабов и оставил их перед строем зидов, а зидов втянул в стену песка и швырнул среди рабов. Нотоль рассмеялась, но мы не стали задерживаться, чтобы посмотреть, как они будут с этим разбираться. Вместо этого мы воспарили над широкими просторами Пустынь. Нотоль показала мне, как вызывать молнию, и я часами тренировался, кроша скалы в щебень и поджигая сухие терновые кусты.

«Довольно, — сказала, наконец, она, все еще смеясь в моем сознании. — Оставьте приключений и на потом. Мы еще только начали».

Все еще взбудораженный, я вышел из дома лордов и направился по опустевшему двору домой. Молния… Мне удалось вызвать молнию! Я не мог дождаться возможности повторить. Но я слишком устал… Я потер глаза и слегка споткнулся. Во дворе было очень темно. Когда я вытянул руку, чтобы удержать равновесие, я понял, что едва не врезался в стену Серого дома, вместо того чтобы пройти через ворота. Зажмурившись, я на ощупь нашел путь вдоль стены. Когда же я вошел внутрь, я оглянулся через плечо. Факелы над воротами лордов горели, вот только пламя не было ярким и оранжевым. Огни казались серыми покрывалами, колышущимися на ветру.

У меня мороз пробежал по коже. А когда я вспомнил о некоторых вещах, которые творил в тот день, к горлу подкатила тошнота. Я бросился в дом, едва не упал на лестнице и споткнулся о скамейку для ног у себя в комнате, несмотря на то, что лампы горели. Я крикнул рабам, чтобы те перестали глазеть на меня и приготовили ванну. Оставшись один, я сжал зеркало, стоя в тусклом кругу света под самой большой из ламп. Рука тряслась так сильно, что мне пришлось положить его и наклониться над ним.

Почти весь глаз был черным. Только узенький ободок белого окружал глубокие черные дыры, два бездонных колодца, просверленных прямо в глубины моей души.

ГЛАВА 39

ГЛАВА 39

На следующее утро солнце встало серым и тусклым. Я собирался поговорить с лордами. Я вовсе не был уверен, что глаза вылечатся сами, как синяки или подвернутые ноги, и, разумеется, не мог тренироваться в том состоянии, в каком я находился.