Он обиженно подумал: что это меня сегодня весь день таскают туда-сюда?

Но Зоран без лишних слов оттащил его в походный шатер. Снодрек тоже влез под полог.

— Стяни с него сапоги, — велел Зоран. — Надо же, как набрался, бедняга. Да на нем сухой нитки нет! Давай, раздевай совсем.

— Смотри, — продолжал Аллес объяснять Снодреку, одновременно стараясь помешать ему стянуть с себя сапог. — Когда за шкирку… смешно, да? Я бы его ногой двинул, но он хрена с два дал. Он сильнее. Но я все равно пойду и буду с ним драться, вот сейчас. Сам буду драться. Ты не думай, что я за тобой спрячусь. Я только сказать хотел — спасибо, друг. У вас выпить еще есть? Нет? Ну, ничего…

Аллес скоро совсем перестал понимать, что с ним делают и прекратил всякое сопротивление. Зоран, укоризненно приговаривая над ним, растер тело водкой. Вместе со Снодреком они переодели своего непутевого гостя в сухое, и Аллес крепко уснул в чужом шатре, укрытый чужим плащом.

Приближался рассвет. Лучина в светце чадила. Ирица не поднимала головы от шитья. Ей надо было спешить. Гонец сказал, что уедет утром. Гонец, что привез в Пристанище вести от Береста.

В сказках Зорана, которые Ирица, бывало, слушала вместе с детьми, говорилось о девице: за одну ночь ей надо было исполнить трудное задание, чтобы выручить своего суженого. Ирице казалось, что и ей так же важно успеть до утра. Делая стежок за стежком, она повторяла про себя: «Пусть он почувствует, как я его люблю. Пусть бы вся моя сила перешла в эту рубашку, защитила его в бою, лучше всякой брони. Пусть в него никакая стрела не попадет. Пусть будет ему тепло… как будто я с ним». Ирица при мысли о Бересте вытирала слезы — они мешали видеть мелкие стежки — и улыбалась.

«А что я ребенка жду — не скажу, — думала она. — Пусть не тревожится за меня. Если узнает, будет рваться сюда — а ведь с войны не уедешь».

Гонцом был один из ребят Снодрека, по имени Горт. Он был весь заляпан дорожной грязью: стояла весенняя распутица. Жители Пристанища сбежалось его встречать, мальчишки вопили: «Горт приехал!».

Уставший до упаду гонец сунул в руки Энкино письмо, и его повели отдыхать. Гонец сказал, что обратно собирается выехать завтра утром.

Энкино во дворе замка влез на широкую плаху, на которой кололи дрова, и стал читать. Это было послание Береста Пристанищу.

Читая, Энкино узнавал руку Береста: крупные, понятные буквы с бесконечным терпением выведенные неуклюжими пальцами. Берест в письме перечислял имена погибших и раненых.

«Мы сражаемся за Годеринг потому, что Годеринг обещал нам защиту, — читал вслух Энкино. — Мы сражаемся за Пристанище. Скоро мы вернемся домой и будем жить мирно. Пахать вам нынешней весной придется без нас. Держитесь, стройте Пристанище, а мы будем его защищать».