Ирица подошла к краю поляны и сорвала ветку со старого вяза.

Пока Берест допил молоко, Ирица успела закончить венок и обеими руками возложила ему на склоненную голову. Берест выпрямился. Густые листья венка закачались вокруг его головы, а между ними, как звезды, блестели маленькие белые цветки.

Только вернувшись из военного похода, Берест узнал, что у них с Ирицей появился сын с лесным именем Явор. Ирица взяла сына на руки, а Берест приблизил лицо, чтобы его рассмотреть. Обыкновенный мальчик, только треугольные ушки покрыты пушком, как у котенка.

Явор стал быстро расти. В два месяца с небольшим он тянул на полугодовалого и уже сидел, в четыре месяца ползал, а в полгода встал на ноги и пошел. Так быстро растут детеныши зверей. Ирица не удивлялась ничему — зато дивились Илла и молодые матери, которых в Пристанище становилось все больше.

В семь месяцев Явор выглядел как двухлетний малыш, зеленоглазый, с растрепанными волосами цвета пеньки, остроухий, худенький, но шустрый и крепкий — в отца.

Ирица и Илла, делая домашнюю работу, часто сажали своих детей играть вместе. От них не отходил откормленный, ухоженный Зоранов кот. Однажды обе женщины услышали, как Ярина заливается смехом. Друг напротив друга на одеяле перед очагом сидели кот и Явор. У них обоих одинаково ярко мерцали глаза. Ярина показывала пухлой ручонкой то на одного, то на другого, и хохотала:

— Они разговаривают! Глазами!

При этом ни Явор, ни кот даже ухом не вели — кажется, они действительно что-то между собой выясняли.

Когда Ирица выносила Явора в сад или в лес, он чувствовал себя как дома. Деревья питали его жизненной силой — маленький «лесовичок» замирал, обхватив руками ствол своего тезки явора или дуба и ощущал незримую связь со всем, что растет из земли. Явор был непоседой: залезал во все овраги, забирался по колено в лесные лужицы, приманивая стрекоз и лягушек, или ловко карабкался на деревья.

Однако Явор не произнес еще ни одного слова, даже когда уже начал ходить. Ирица понимала его без слов. Но она учила сына говорить по-человечески, как отец.

Сын Береста и Ирицы, Явор был одновременно и сыном Пристанища. Ярина стала его сестрой, черноглазая Илла — второй матерью, а могучий Зоран, чью доброту мальчик чувствовал так же ясно, как тепло деревьев, готов был баловать его наравне с дочкой. Своими для Явора были и Снодрек, и наставник Энкино, и молчаливый Хассем, а веселый Аллес, увидев малыша у Ирицы на руках, кричал ему: «Здорово, дружище!».

Чувство родства с людьми было у Явора таким же сильным, как чувство родства с деревьями и травой. Он сам и его сверстники равно были теперь детьми Пристанища, а не только собственных матерей и отцов. Им предстояло и в будущем, уже взрослыми, сохранять между собой братство.