Но в какой еще полк могут зачислить человека вроде меня?

Я поднялся на крыльцо и вошел. За столом сидел сержант в выцветшей форме. Стены помещения скрывали деревянные полки, беспорядочно забитые книгами и пачками каких-то бумаг. В оружейной стойке стояли два ружья и приклад без ствола. Им составлял компанию обнаженный клинок. На лице сержанта выделялся застарелый сабельный шрам, идущий от левого глаза и до угла рта. У него были настолько светлые голубые глаза, что они сперва показались мне слепыми бельмами. Вокруг лысой макушки торчали бахромой седые космы. Когда я вошел, ему пришлось отвлечься от шитья. Когда сержант отложил свою работу на край стола, я заметил, что он штопает черный носок белыми нитками.

— Доброе утро, сержант, — приветствовал я его в ответ на пристальный взгляд.

— Вам чего-то надо? — спросил сержант.

Я сдержал возмущение его отвратительными манерами.

— Да, сержант. Я хотел бы встретиться с полковником Гареном.

— А-а. Он здесь.

Сержант кивнул в сторону единственной двери у себя за спиной.

— Ясно. Могу я войти?

— Может быть. Попробуйте постучать. Если он не занят, то ответит.

— Отлично. Благодарю вас, сержант.

— Угу.

Он вновь взялся за носок и склонился над работой. Я одернул рубашку, пересек комнату и постучался.

— Входи. Мой носок уже починен?

Я открыл дверь в комнату, тускло освещенную огнем в угловом камине, и меня приветливо окатила волна тепла. Я немного постоял, дожидаясь, пока глаза привыкнут к сумраку, царящему в комнате.

— Ну, входи же! Нечего тут напускать холод. Сержант! Мой носок готов?

— Я над этим работаю! — крикнул в ответ сержант из-за моей спины.

— Очень хорошо, — ответил полковник тоном, подразумевавшим, что ничего хорошего он в этом не видит, и перевел взгляд на меня, раздраженно повторив: — Входи, я сказал, и закрой за собой дверь.

Я повиновался. Мне было не по себе. Здесь было слишком темно и душно. Казалось, я одним шагом преодолел сотни миль, вернувшись на запад в Старый Тарес. На полу лежали роскошные ковры, стены были увешаны гобеленами. Всю центральную часть комнаты занимал огромный стол полированного дерева, а дубовые книжные полки, забитые переплетенными в кожу книгами, заслоняли одну из стен от пола до потолка. На мраморном пьедестале стояла статуя девушки с корзинкой цветов. Даже потолок был покрыт чеканной жестью. Контраст между этим потаенным убежищем и грубым зданием, вмещавшим его, был так велик, что я едва не забыл, зачем пришел.

Было очевидно, почему полковник так интересуется носком. Одна его нога была босой, на другой красовались темный носок и кожаный шлепанец. Выше виднелись отвороты форменных брюк. Кроме того, на нем была изящная шелковая домашняя куртка, подпоясанная кушаком с кистями. Шапочка на голове тоже могла похвастаться кисточкой. Полковник оказался бледным, костлявым человеком, повыше меня ростом, с длинными руками и ногами. Из-под шапочки выбивались светлые волосы, но великолепные усы казались тронутыми ржавчиной. Заостренные кончики их были навощены. Он казался скорее шаржем на знатного провинциала, чем командующим приграничным фортом. У камина стояло удобное кресло со скамеечкой для ног. Полковник Гарен уютно устроился в кресле и только после этого довольно резко спросил: