— Неважно, кто поведет — это условность. Пусть это будет двадцатилетний мальчишка, который не умеет подвязать риф-штерта, — извини. Если только ты его истинно любишь, или кого другого, любишь вообще…

— Ты на кого намекаешь? — спросила Золотинка не без вызова.

— Не намекаю, а прямо имею его в виду.

Настало продолжительное молчание. С ними невозможно было лукавить. Ведь они были истиной!

И братья прекрасно понимали, что значит, это молчание. Они безошибочно верно, с чудодейственной проницательностью постигали тайные душевные движения Золотинки.

— Ты много хочешь, — заметил Поплева.

— Я много хочу, — подтвердила Золотинка.

— Значит, будешь несчастна.

— Это уж как придется. Я не гонюсь за счастьем.

— Тогда ты будешь счастлива.

Братья с готовностью оставили трудный разговор, как только перестала продолжать Золотинка. Она подтянула недалеко отлетевшее облачко и устроилась на нем, испытывая потребность создать хотя бы видимость опоры, разложить пространство на верх и низ. Возможно, именно с этого Род Вседержитель и начинал сотворение мира.

Оглядевшись по сторонам, она не увидела во тьме ничего нового. Даже слабая звездочка Поплевиной сопли, удаляясь в бесконечность, померкла. Братья не подгоняли Золотинку. Поплева занялся трубочкой; она явилась между пальцев правой ноги. С обезьяньей ловкостью он поднял трубку на уровень груди и принялся высекать искру, действуя тремя конечностями сразу, что чрезвычайно облегчало дело: руками держал кремень и кресало, а ногой трубку. Когда табак задымился, Поплева сразу же, не теряя времени, вставил трубку ногой в рот и осторожно затянулся.

— Поплева, что ты делаешь? — спохватилась Золотинка. — У меня мурашки по коже… даже неприятно.

Поплева смутился так, что закашлял, поспешно перенял трубку рукой, а ногу вернул на место — то место, где ее и пристало видеть.

— Извини, малышка! Извини! Больше этого не повторится!

— Да нет, пожалуйста! — пошла на попятную Золотинка. — Как тебе удобнее. Пожалуйста! Просто как-то не по себе стало — странно.

— Больше этого не повторится! — истово заверил Поплева.

— Дуралей! — мягко упрекнул его Тучка и отвесил брату щелчок в темечко.

Поплева старательно махал рукой отгоняя дым. Задумчивая Золотинка подобрала ноги и скрестила их под собой тугим переплетом.

— Так говорите, два с половиной года?