— И правильно, — отеческим тоном одобрил старый людоед. — И не торопись, успеешь еще!
Он принюхался к аппетитному запаху из котелка.
— Скоро есть будем. Небогатая трапеза, но уж не взыщите, — он развел руками. — Гостей не ждали!
— Ничего, ничего, — поспешно сказал Дарин, тоже невольно принюхиваясь к аппетитному запаху мясной похлебки и поглядывая, как хлопочет козле костра Нариш, то пробуя похлебку, то подбрасывая в котелок душистые травы и зелень. — А вы, случаем, не существа фей? Ну, я хотел сказать, не их слуги?
Старый людоед покачал головой.
— Нет, мы сами по себе. Знаю, с волшебными существами ухо востро держать надо, но мы-то — такие же, как все!
— Ну, что ж, тогда… похлебка — это очень хорошо!
— Спасибо, парень, — сказал Варч таким тоном, словно у него камень с души свалился. — Сейчас, уж мы вас угостим… а занимаешься-то ты чем, Дарин? Торгуешь или иным каким ремеслом промышляешь? Мы тут в лесу на отшибе живем, новостей никаких не знаем. Поэтому, с каждым путником поговорим, побеседуем обстоятельно — ну, вот и узнаем, что в мире творится.
— Беседуете? — дрожащим голосом встрял в разговор Басиянда, топтавшийся неподалеку. — А потом что? Отпускаете или…
Варч добродушно рассмеялся. Смеялся он так заразительно, что Дарин невольно тоже улыбнулся.
— Перестань, Басиянда, — сказал он. — Сказали же тебе — выдумки это все про людоедов. Никто нас с тобой есть не собирается.
Варш захохотал еще сильней.
— Нарищ, этот тощий слуга и правду боится, что мы его съедим! Слыхал?
— Слыхал, — отозвался Нариш. Он взглянул на Басиянду из-под полуопущенных век и усмехнулся.
— Ох уж, эти люди… — философски проговорил Варч.
Дарин бросил в сторону Басинды выразительный взгляд.
— Вы на него не обижайтесь. Он в Лутаке недавно совсем. Как и я, собственно.
— А ты в Лутаке недавно? Ну-ка, ну-ка, давай, расскажи же… где живешь, чем занимаешься?
Рассказывать о себе Дарин не очень любил: жил он на свете не так уж долго и ничего особенного или хоть сколько-нибудь замечательного в его жизни еще не происходило.
Но Варч смотрел на него с таким подкупающим добродушием, такой живой интерес светился в его голубых глазах, что язык у парня развязался сам собой.