— Мой лорд, настоятель! — пронзительно завизжал Эллиус.

— Боюсь, не в моей власти вам помочь, — с сожалением произнес настоятель. — У Рыцарей Храма свои законы, и я не смею вмешиваться.

— Прошу вас, господин настоятель, — завопил Эллиус, — заключите меня в ту келью для грешников.

— Вы искренне раскаиваетесь в своих грехах, сын мой?

— Да, да, я чистосердечно сокрушаюсь!

— Боюсь, сэр Спархок, я должен буду просить тебя за этого грешника. Я не могу допустить его казни, пока он не примирился с Богом.

— Это ваше окончательное решение, господин настоятель?

— Боюсь, что да, сэр Спархок.

— Что ж, хорошо. Дайте нам знать, как только он закончит свою епитимью. После этого, я думаю, мы сможем предать его смерти.

— Конечно, сэр Спархок.

Когда пара здоровых монахов утащила из комнаты трясущегося консула, троица, оставшаяся в комнате, дружно расхохоталась.

— Чудесно, мой Лорд, — проговорил сквозь смех Спархок. — Вы уловили самый дух нашего представления.

— Но я же уже далеко не послушник в подобного рода вещах, Спархок, — сказал настоятель, хитро поглядывая на пандионца. — Вы, пандионцы славитесь жестокостью в допросе пленников.

— Да, и я слышал что-то такое, — согласился Спархок.

— Но вы, как я вижу, не прибегаете к пыткам?

— Обычно нет, просто подобная репутация помогает быстро получить нам нужные ответы… Вы-то представляете себе, как на самом деле тяжело и грязно пытать людей? Мы специально распускаем эти слухи о нашем Ордене. В конце концов, зачем что-то делать, если достаточно сказать, что ты это делаешь?

— Я тоже так думаю, Спархок. А теперь, — нетерпеливо сказал настоятель, — почему бы вам не рассказать мне об этой обнаженной женщине, об этом вашем мосте да и обо всем, что с вами сегодня приключилось? И ничего не упускайте. Я ведь всего-навсего бедный монах-отшельник, и мне так не хватает веселья в этой жизни.

20

20

Спархок вздрогнул и поморщился от боли.