И при свете этого шара, при теплом, ничего не обжигавшем сиянии, Маррон и его товарищи увидели людей — в пустом стойле поднимался с колен целый отряд. Должно быть, они молились молча или же затаились, услышав во дворе шаги беглецов. Они молились и стерегли одновременно. Мечи у монахов были наготове, а самих их было слишком много. Хуже того — из середины отряда появился фра Пиет, и выбритая голова его блестела, словно отполированный череп. За поясом у исповедника поблёскивало лезвие топора. Одного его хватило бы, чтобы расправиться с беглецами в одиночку.

Головы монахов были обнажены в подражание исповеднику, несмотря на молитву. А среди толпы юношей и мужчин Маррон увидел Олдо, и больше не видел никого, кроме него.

Обнажив меч, Радель шагнул вперёд. Воспользовавшись тем, что Элизанда больше не поддерживала его, Маррон потянулся за «Дардом», но замер, коснувшись рукояти. В самом деле, зачем? Перед беглецами стояли две дюжины бойцов, сражаться с которыми было бесполезно. И Радель должен был это знать…

И он знал, но скорее всего собирался защищать девушек любой ценой. Тут фра Пиет прищурился, заслоняя глаза от сиявшего под сводами конюшни колдовского света, начертил перед собой знак Господа и закричал:

— Святотатство! Ради ваших собственных душ, братья, вперёд!..

И прыгнул к Раделю, замахиваясь топором.

Удар клинка о топор отдался по всей конюшне. Радель зарычал, напрягся и отшвырнул фра Пиета. Освободившись, клинок рассёк лицо исповедника от носа до уха.

Хлынула кровь. Заревев, фра Пиет вновь ринулся вперёд, размахивая ярко блестевшим топором. Его люди хлынули следом.

Первый из добравшихся до Редмонда не заметил притаившуюся подле старика Элизанду и, не успев взмахнуть мечом, получил нож под ребро. Зашатавшись, монах упал, а шедшие за ним следом остановились. Возникло мгновенное замешательство, которого Маррону хватило, чтобы услышать всхлип Джулианны, увидеть, как девушка обречённо оглядывается вокруг, не выпуская из рук завёрнутую в вуаль Дочь.

Тут Маррон по крайней мере мог сделать хоть что-то. Он подскочил к Джулианне и здоровой рукой выхватил у неё Дочь. Теперь Джулианна могла бежать от этого кошмара, могла скрыться и выжить.

Маррон застонал — вместо того чтобы бежать, Джулианна выхватила из складок платья кинжал, нет, два кинжала. Здоровая рука юноши была занята Дочерью, и Маррон попытался высвободить из-за пояса раненую, чтобы преградить девушке путь и не дать ей ввязаться в драку…

…и почувствовал, как раненая рука налилась жгучей болью, и понял, что здоровая тоже горит словно в огне. Закричав в голос, Маррон посмотрел вниз и увидел, что по его ноше растекаются алые языки пламени, превращая плотную шёлковую вуаль в пепел.