— А разве кому-либо хоть раз удавалось проткнуть рапирой мою руку или какую-либо иную часть тела? — угрюмо спросил Фархольт.

— Ах, дорогой друг, похоже, вы просто не поняли мою метафору.

— Метафорой является сама суть вашего вопроса или же острие рапиры? — поинтересовался сообразительный маленький герцог Свор, хитрый, подвижный как ртуть человечек, который на протяжении долгого времени был компаньоном принца Корсибара, но теперь числился среди наиболее близких товарищей Престимиона.

Кто-то рассмеялся, но Корсибар, яростно вращая глазами, с отвращением воздел руки над головой.

— Прекратите всю эту праздную болтовню раз и навсегда! Разве вы не видите, насколько глупо проводить подобным образом день за днем? Тратить свое время в этом сыром, душном городе-тюрьме, вместо того чтобы жить наверху — именно жить, в самом прямом значении этого слова…

— Скоро, — сказал герцог Олджеббин Стойензарский, успокаивающим жестом поднимая руку. Он был старше остальных лет на двадцать — о прожитых годах свидетельствовали густая шапка снежно-белых волос, глубокие морщины на щеках и исполненная спокойствия и зрелости манера говорить. — Теперь это уже не может затянуться надолго.

— На неделю? На месяц? На год? — Корсибар никак не желал смириться с положением.

— Полушку на голову старику — и со всем этим делом можно было бы покончить этим же утром, — пробормотал Фархольт.

Эта реплика вызвала еще один взрыв смеха — на сей раз более натянутого, — но также и изумленные взгляды, и даже несколько вздохов по поводу излишней прямолинейности (а может быть, тупости) великана. Особенно удивленным казался Корсибар.

— Грубо, Фархольт, слишком грубо. — Холодная улыбка герцога Свора на мгновение обнажила мелкие острые передние зубы. — Куда изящнее было бы, если понтифекс пожелает еще задержаться на этом свете, подкупить одного из его собственных некромантов: за двадцать реалов можно купить несколько быстродействующих заклинаний, которые наконец-то направят старика на путь истинный.

— Что это значит, Свор? — По вестибюлю разнесся новый, но безошибочно узнаваемый густой и раскатистый бас. — Измена словом, если мне не изменяет слух?

Держа под руку принца Престимиона, в зал вошел корональ лорд Конфалюм. И тот и другой взирали на мир так, словно уже обрели свои новые титулы и теперь — Конфалюм как понтифекс и Престимион как корональ — весело переделывали мир по своему вкусу. Все глаза обратились к вошедшим.

— Я прошу у вас прощения, лорд, — спокойно сказал Свор, поворачиваясь к короналю. Он изящно, хотя, может быть, несколько резко поклонился и быстрым движением сделал знак Горящей Звезды — традиционный жест приветствия в адрес второго лица на планете. — Это была не более чем глупая шутка. И я, конечно, не считаю, что Фархольт минуту назад говорил серьезно, когда предлагал задушить понтифекса его собственной подушкой.