Когда их вывели из-под навеса, сбив в кучу, точно стадо овец, Дэмьен взглянул на Сиани. Он ожидал увидеть на ее лице заново пережитую муку, боль растравленной раны. Он это и увидел. Но кое-что еще кроме того. Ее глаза озарились лихорадочной страстью, когда она следила за бессловесными, почти невидимыми сигналами, которые сопровождали переговоры ракхов. Что-то в ней пробудилось к жизни здесь… как, должно быть, когда-то пробудилось к жизни впервые, много лет назад. Ракхи почувствовали это в ней. Должно быть, это ее и спасло.

«Голод. Она жаждет знания, стремится к нему с такой же силой, как Сензи стремится к власти, как Таррант стремится к жизни. Как я… к чему?»

Чего он жаждал? Если всю жизнь его возложить на алтарь единой цели, если все силы его обратить в единое усилие — чего бы он добивался?

«Знать, что, когда я умру, мои потомки унаследуют земную мечту. Знать, что дети моих детей будут владеть звездами. Верить, что я могу настолько изменить мир.

Прекрасная мысль, — напоследок горько подумал он. — Тебе нужно только достаточно долго оставаться на одном месте, чтобы обзавестись детьми, если уж ты действительно всего этого хочешь».

Их провели через большую часть селения ракхене к скромной палатке на краю. Старший ракх повелительно рявкнул, и наружу выскочил хозяин палатки — ему пришлось согнуться в три погибели, чтобы проползти через низкий вход. Это был тощий ракх без гривы, к тому же и не одетый; вылезая, он торопливо натягивал разрисованный балахон, сверкнув крохотной набедренной повязкой, украшавшей тощее долговязое тело.

Бисер в гриве ракха-воина дребезжал, пока он распоряжался, шерсть на плечах встала дыбом, так что эта значительная масса добавилась к его и без того объемистому телосложению. Глядя на этих двоих, было трудно представить, что они относятся к одному виду. Тощий ракх запротестовал — слабо, — и Дэмьену показалось, что он разглядел небольшой выступающий валик меха вокруг шеи, который мог быть остатком гривы. Или неразвитым зачатком ее? Похоже, что это самец, но либо молодой, либо плохо сформировавшийся. Такое существо должно стоять очень низко в любой животной иерархии.

«И — будем честными — в человеческой тоже. Стал бы я хотя бы наполовину тем, что есть, если бы физически не был способен осуществить свои намерения?»

Явно обиженный, хозяин наконец уступил. Когда он нырял обратно в палатку собрать пожитки, его спина выгнулась от возмущения, верхняя губа приподнялась, он издал свистящее шипение, но мигом умолк, взглянув на гривастого. Вызывающее поведение сменилось покорностью, поскольку оспорить властный приказ ему не хватало силы или храбрости.