– Знаю, – уверенно ответил Элхадж. – знаю.
В его планы не входили долгие и задушевные беседы с Врагом. И он не стал дожидаться, когда старик повторит все то, что было в снах – а потому воззвал к Шейнире, и, получив просимое, толкнул вперед стену из призрачных частиц пепла.
– Нет! Оста…
Наверное, старик хотел крикнуть «остановись». Но не успел.
Новенькая альсунея с тихим шорохом упала на полированный пол вперемешку с чешуйками синховой кожи.
«И это все?» – Элхадж несколько мгновений недоуменно взирал на останки, – «так просто убить Отступника?»
… И услышал гул. Сперва далекий, он шел из-под земли, от самого основания Храма. Задребезжали стекла, заскребли ножки немудреной мебели по камню. Рушилась темница Шейниры, и великая мать синхов шла в Эртинойс, пребывая в Силе.
Элхадж упал на колени и сложил молитвенно руки. Он уже не думал ни о чем, да и не мог – все его существо накрыла волна панического страха, ужаса, какой только может испытывать смертный перед лицом возвращающегося бога-покровителя.
Но
«Все вы», – изрекла Шейнира, – «все вы – мои дети, и принадлежите мне, отныне и до конца мира. Так было и будет».
Элхадж сдавил пальцами виски; голова раскалывалась от боли.
И тогда Шейнира взглянула ему в глаза, ослепляя.
– А ты… Ты – первый, чья душа украсит мое новое ожерелье, и чей век будет длиться до тех пор, пока не проснется Дракон Времени.
– За что? За что, великая Мать?!!
Элхадж схватился за глаза, теперь незрячие. Вокруг него остался только мрак, жирный и липкий, в котором можно было захлебнуться.
Но перед мысленным взором Шейнира сворачивала хвост кольцами, и на шее богини уже блестело новое ожерелье Проклятых душ. Где в самой середине жарко пылал крупный рубин.
– Это и есть твоя награда? – горько прошептал синх.
На миг ему показалось, что Отступник был прав, и что, пока Шейнира пребывала в заточении, народ синхов – да и он сам – были на самом деле свободны… Гонимы, беспомощны – но свободны.
– Они все придут к тебе, – проревела богиня, – и о твоем величии будут складывать легенды.