– Простите…
К двери Александр Семенович брел, переваливаясь с ноги на ногу. Утка уткой!
– Это первый звонок, Саша! – кинул старик в ватную спину. – Пустячок. Мелкое недоразумение.
Спина дернулась, словно от заряда утиной дроби.
– А вот если не одумаешься – и если твои друзья не поумнеют…
– Понял. Забудем.
Куда бодрость пионерская девалась? Не боец ты, Александр Семенович, каша манная! Или в самом деле грешен? То-то молодишься не по возрасту!
Оставшись в одиночестве, Петр Леонидович разыскал свою рюмку, не спеша налил коньяку. Вздохнул – с облегчением, но и не без стыда. Мнительным стал, тирмен? Тебе не один год, системе – не один век. Рассчитано, обкатано, проверено на прочность. Эффект от внешнего воздействия не нулевой, а сугубо отрицательный. Небось при Торквемаде-инквизиторе тоже хватало любопытных и бдительных. И при Малюте Скуратове, и при Токугаве Иэясу. И во времена не столь давние, памятные.
Кто в финал вышел?
Старик поднял рюмку, принюхался. Хороший коньяк, отменный. Как он прежде не замечал? Тонкий вкус у господина вице-мэра!
Ну-с?
Коньяк его учил пить сам Владимир Григорьевич Федоров, бог-отец всего, что стреляет, создатель первого русского пистолета-пулемета. Бывшему преподавателю Михайловского артиллерийского, всесильному техническому директору Ковровского оружейного чем-то полюбился молодой бухгалтер, который приехал на завод с далекого Памира. А может, словечко замолвили, на ушко прошептали. Было кому шептать. Одним делом заняты, одним миром мазаны.
Оружейники Великой Даме не чужие.
«Два глотка, Кондратьев. Не больше, понял? Первый – пристрелочный, рот коньяком промыть. Второй – залп! И не иначе, ясно?»
Полная ясность, Владимир Григорьевич!
Залп!
3
3
В лесу «плюс первого» царили октябрь и дождь.
Так случалось редко, хотя и чаще, чем зима со снегом. Снег здесь Данька застал два раза. Белый, хрустящий покров глушил музыку, замораживал барабанчики, усыплял флейту – приходилось держать ушки на макушке, чтобы не упустить опасное приближение «шагов Командора», как звал музыку дядя Петя.