Если придется взять пистолет в обе руки…
Наконец он разглядел первую мишень. Над корягой, накрытой снеговой шапкой, сам собой подпрыгивал блестящий кругляш монеты. Серебряный пятачок с короной и двуглавым орлом. Торчащий из коряги сук, на который падала монета, прежде чем снова взлететь вверх, смахивал на высохшую трехпалую руку.
«Да-а-ай тебе, внуче-ек…»
Как давно это было? Тринадцать лет назад? Четырнадцать? А помнится до сих пор…
Правая рука уверенно сжала рубчатую рукоятку «Беретты». Модель 9000S, девять миллиметров. Карманы куртки оттягивали запасные обоймы. Он знал еще с прошлого раза: стрелять придется из личного оружия. Это хорошо. Не торопясь, Данька поднял пистолет, снял с предохранителя. Встал поудобнее. Нет, не годится. Лучше с колена.
Он опустился в снег, забыв про холод, не обращая внимания на залепленное ухо. Выровнял дыхание, тщательно прицелился, ловя нужный момент. На взлете? Нет, при падении, чуть ниже верхней точки. Вот так. Он плавно надавил на спуск.
Выстрел.
Мимо.
Расслабься, тирмен. Брось нервничать. Патронов у нас с запасом, Великая Дама позаботилась. Черт, метель эта! Словно нарочно старается запорошить глаза, накинуть на сектор стрельбы буйную, кипящую сеть – сбить, запутать, помешать… Врешь, не собьешь! Целимся, мягко выбираем слабину, задерживаем дыхание…
Самого попадания он не увидел. И звука от пули, впечатавшейся в заветный пятачок, не услышал. Монета просто исчезла, не долетев до трехпалой лапы, распахнутой в ожидании. Над корягой, свисая с ветки дерева, качался лапчатый лист – вечнозеленый, очертаниями напоминающий спящую собаку.
Есть.
Первая – есть.
Мишень первая Данька-Встанька
Мишень первая
Данька-Встанька
Я увидел Вас в летнем тире,
Где звенит «Монтекрист»,[1] как шмель,
В этом мертво кричащем мире
Вы – почти недоступная цель.