Стоило коснуться воспоминаний, как они, разбив плотину, обрушились на Гила. Он плелся за Миртс, ее гибкая, хрупкая фигурка расплывалась перед глазами. А сам вспоминал то, как жил в семье портного: и маленькую спальню, пропахшую лавандой, и теплый огонек свечи, и старую грушу в саду… все это принадлежало ему, и все это он променял на глупое желание быть отважным рыцарем в глазах девчонки. Где они сейчас, его приемные отец и мать, вырастившие его, как собственного сына? Вероятно, их уже нет: орда не щадит никого. И где тот, далекий и уютный мир, в который уже никогда не вернуться?..
Близился рассвет. Миртс, наконец, остановилась и, внимательно поглядев на Гила, объявила привал.
– Можешь начинать рыть нору, – просто сказала она, – тебе, наверное, еще не стоит лезть на солнце. Хотя, уж конечно, я дала тебе немало силы. Древняя кровь Старшего, от этого никуда не денешься.
– Нору? – Гиллард недоуменно уставился себе под ноги. Не укладывалось в голове, как он будет лежать целый день под землей.
– А ты чего ожидал? – в голосе Миртс заскрежетала неприкрытая ирония, – ты ведь сам
Гил не стал больше препираться. Бросив на траву мешок, стал на колени и начал разгребать влажную, твердую землю.
Небо светлело с каждой минутой, и в душе заскребся необъяснимый страх перед надвигающимся днем.
«Ну да. Видимо, так чует приближение света темная нелюдь».
Гиллард вздохнул. И, сам не зная почему, тихонько пробормотал:
«И ночь – мое время…»
Сейчас он выроет эту треклятую нору, заберется в прохладный мрак и будет спать, спать… До заката.
Миртс, которая просто сидела на земле, вскочила на ноги.
– Ты… ты чувствуешь? Слышишь это?!!
– Что?
Ее голос звенел тревогой, как натянутая струна. Губы задрожали, словно вампиресса собиралась разреветься.
– Как же так?..
Она в страхе озиралась по сторонам, сжала дрожащими руками голову.
– Что такое? – Гиллард оставил рытье норы, огляделся… Вокруг никого не было.
Прошло еще мгновение. Еще один удар теперь бессмертного сердца.