Позже… Было темное небо над головой, гладкий, полированный сотнями ног булыжник под щекой и ощущение, что неведомые твари вцепились во внутренности и тянут их в разные стороны. Боком Тиннат чувствовала маленькое, тщедушное тельце Золюшки, поначалу даже пыталась его подбодрить, но мальчонка потерял сознание; Лисица осталась одна. На самом последнем пороге жизни.
Ей все больше и больше овладевали мутные, как сумеречное небо, видения; Тиннат вновь увидела себя маленькой девочкой, затем – худым, нескладным подростком. Мимолетом скользнула перед глазами первая драка, в которой она вышла победительницей. Учитель, бывший пиратом и оставивший свой промысел, потеряв правую руку. Маленькие сестрички тянули к ней тонкие, как соломинки, ручонки и просили есть; Тиннат тогда оказалась на перепутье: либо бордель, либо шайка отважных воров. Она предпочла второе, но сестричек это все равно не спасло, той же зимой они, слабенькие и беззащитные, тяжело заболели и отошли в сады небесные. И, наконец, Лисица увидела своих родителей. Они выглядели совсем не так, как в тот день, когда Тиннат отправилась на запад. Мать и отец были веселыми, молодыми и здоровыми, они раскрывали ей навстречу объятия. И на душе стало хорошо и спокойно; откуда-то пришла уверенность в том, что
Потом Тиннат шла к ним, медленно, по широкой и ровной дороге; ей было легко и радостно. Но каждый следующий шаг давался тяжелее, чем предыдущий – словно кто-то начал тащить ее назад. И вдруг все унеслось прочь, как легкое облако под порывом ветра; Лисица снова очутилась на мостовой, и вместо доброго, чуть тронутого морщинками лица матери над ней склонился бледный, как сама смерть, хозяин Черного города.
Тиннат стало тоскливо. Ведь только что она почти вернулась в свой давно покинутый дом, где ее так ждали, а Ильверс решил вмешаться. И зачем, спрашивается? Он ведь давно отказался от нее, к чему бередить еще не зажившую рану?
Она хотела сказать ему об этом, но язык не слушался; из горла выползло сдавленное шипение. А потом вдруг Ильверс медленно и как бы торжественно приблизил свое неживое лицо к ее собственному и коснулся губами лба. Словно прощаясь и благословляя.
Больше Тиннат ничего не помнила.
И теперь…
Стояла тишина. Над головой – небесно-голубой потолок, расписанный по периметру виноградными лозами. Взгляд, торопливо брошенный вскользь – а ну как следят за ней? – выхватил добротное бюро, стул с высокой резной спинкой и край пушистого ковра.