– Меня зовут Сюзан, я буду вашей официанткой. – Она была свеженькой и крепенькой, как леденец.

– Откуда вы, Сюзан? – Александр любил такие неожиданные разговоры.

– Ой, это так сложно! Я наполовину из Бразилии, а наполовину – из Канады. Мой отец поехал в Бразилию, встретил там мою маму и влюбился.

– Бразилия – это чудесно! – Александру нравилась обстановка ресторанчика, по-утреннему неформальная, солнце, вовсю светившее на пустовавшие столики, щебетанье Сюзан.

– Вы бывали там? – Девушка округлила глаза в знак внимания и недоверия.

– О да! Даже проехал часть страны на лошадях!

Сюзан забавно зарделась от его взгляда, повернулась к Анне и суетливо предложила подлить кофе. Анна с улыбкой покачала головой. Официантку позвали к соседнему столику, и она отошла, бросив Александру короткий, внимательный взгляд.

– Ну что, к водопадам? Ты довольна завтраком?

– О да, абсолютно! Хотя они и забыли положить в мой круассан ветчину. – Анна весело смотрела ему в глаза. Похоже, ее тоже все вокруг радовало.

– Ой, вот же собаки! Что ж ты не сказала? Давай позовем Сюзан?

– Да ну, фигня. Это же только кусок ветчины! – Анна недоуменно пожала плечами. – Стоит ли из-за этого затевать свару и портить настроение? К тому же… К тому же! Они обильно смазали мой круассан маслом! Думаю, это компенсирует отсутствие ветчины. Я пойду в номер, возьму рюкзачок, ты подождешь меня у машины?

Она мимолетно одарила его улыбкой и выскочила из ресторана, стремительно, не оглядываясь, едва не столкнувшись в дверях с входившим пожилым американцем.

* * *

– А что мы будем смотреть у водопадов? – спросил он, когда их машина вырулила из города.

– Ну, во-первых, собственно, сам водопад. Он, говорят, выше Ниагарского. Наверное, врут, но проверить надо. А во-вторых, там есть дворец. Какой-то миллионер построил его над водопадом. А потом разорился.

– И бросился в водопад?

– Возможно, тогда там еще должен быть памятник. Вот и узнаем…

– Не люблю я эти дворцы Нового Света.

– Я тоже не люблю. А что делать? Надо страдать! – Анна дурачилась. – Нам там покажут кровать с балдахином, затканным лилиями имени Луи какого-то… Наваррского.

– Наваррский был не Луи, а Генрих, – назидательно сказал Александр, про себя добавив: «Все-таки дура».