– Пойдем, – прошептала она по-экенски. – Пойдем ко мне, Гёса.

Наемник в отчаянии хватил воздух ртом. Экен боялся глубоко вдохнуть, пошевелиться, чтобы не распахнуть свою Дверь окончательно. Тогда не стало бы ни теплой летней ночи, ни таверны, во дворе которой он стоял.

Ни ведьмы, которую он любил, и которая страстно обнимала его.

– Нет. Уходи, – с трудом сказал Гёса. – Я пьян.

Рука Зарины скользнула вниз. Экен закрыл глаза, чтобы не видеть открывающейся Двери в своей ауре. Ведьма нащупала то, что искала, и томно протянула:

– Ну, не так уж ты и пьян…

– Я сказал, нет, – повторил Гёса. – Зачем я тебе сдался, Зарина? Ты ведь читала Соран, должна знать, что мне лизать нельзя. А уж сидх-то в этом деле точно мастер…

Оскорбленная ведьма отпрянула от него. Но прежде чем Зарина успела ответить, Гёса открыл глаза. Экен увидел у ворот таверны Вилли.

Из конюшни не скрипнув ни единым колесом, выехал фургон. Гёса узнал подводу из каравана, который ведьмы и экены вели к Бьонгарду. Зарина тоже заметила фургон, и, с огромным изумлением – Лайруксала, который правил фургоном. Сидх усмехнулся.

– Лизать тебе я не стал бы, – сказал Лайруксал, глядя на ведьму. – Я не некрофил.

Зарина поняла, что Стана и Ирина мертвы, и совершенно нечеловечески зарычала.

– Эй, ненекрофил, ты далече собрался с нашим добром? – осведомился экен.

Он уже все понял, и чувствовал неимоверное облегчение. Больше можно было не сдерживаться. Обычно Гёса сомневался, сможет ли он открыть свою Дверь. Сейчас экен сомневался, сможет ли закрыть ее тогда, когда это будет необходимо.

Но это уже не имело значения.

– Заведи фургон обратно, – раздался над ухом наемника надломленный яростью голос ведьмы.

Лайруксал усмехнулся:

– А не то?

За ведьму ответил Гёса:

– Тогда я буду танцевать…

– Я так и знал, – очень спокойно ответил сидх. – У нас здесь для тебя есть хороший партнер по танцам. Развлекайтесь.