Застоялся железный конь без дела.

А карга старая и кочевряжиться не стала. Шасть за руль! – только дверца мягко плямкнула, словно губа драконья. Сенька от наглости хозяйкиной благим матом заорал. С перепугу, а больше от возмущения. Добро б оседлала, ведьма, а то ведь – стыдно сказать! – внутрь тебя лезет! Вытряхнуть бабку из себя наружу не представлялось никакой возможности. Карга же тем временем педаль газа по самые Сенькины гланды утопила.

Видать, сто лет на иномарках по здешним буеракам гоняет.

Наловчилась.

И бросилась трава степная, чабрец-душица, навстречу.

Понесся Сенька Бурсак по бескрайней украинской степи, мыча бугаем-производителем. Рассекли темень лучи галогенных фар. Завизжала от радости старуха-гонщица. Взлетает машина на ухабах-колдобинах, мелкие камни в днище колотят – что ж ты творишь, зараза?! больно! – кренит машину вправо-влево, словно катер на крупной зыби…

Поди разгонись по нашему бездорожью!

Был бы на месте «Grand-Cherockee» какой-нибудь «Мерседес» или «Шкода» – лежать пижону в овраге. А джип-работяга ничего, держится. Впрочем, когда вырулила ведьма на шоссе, вздохнул бедняга с облегчением. По ровному асфальту мчаться не в пример веселей. Если б не старуха в потрохах, вообще б за счастье сошло.

Ага, жди от судьбы кукиша.

Свернула карга на раздолбанный проселок, а там и в лес.

Тут-то и взяла Бурсака злость. Сколько ж можно над человеком измываться?! Прям-таки из себя вышел – эх, думает, бабка, ты только из меня выйди, устрою я тебе «Формулу-1»! Намотаю на колеса, пикнуть не успеешь!

Никогда раньше не водилось злых мыслей у веселого трубача.

А нынче осерчал не на шутку.

Глядь – впереди опушка. За опушкой озеро маячит. Туман над водой висит, тени в тумане хоровод водят. Выскочила карга из Сеньки, одежонку скинула, бесстыдница, и к озеру. А ключ зажигания вынуть и забыла! Напрягся Бурсак, взрыл траву колесами. Злобу сердечную в бак перелил, с ручника снялся, искрой пыхнул. Одно и успела подлая ведьма – обернуться. Ох и врезал ей студент бампером, от души! Взлетела бабка в воздух куклой сломанной; трижды, пока летела, перекувыркнулась. Упала у кромки воды, лежит, не шевелится.

Тени разбежались – от страха, должно быть.

Уж больно грозен ты, джип-чероки, Семен Бурсак!

Стоит Сенька на карачках, башкой кудлатой мотает. Нет колес, нет мотора – коленки, сердце, родная печенка, «Агдамом» траченная! Сгинуло наваждение. Плюнул Бурсак с чувством, встал кое-как и хотел было прочь идти. Да задержался. Подошел к воде, на мучительницу глянуть напоследок, – и застыл соляным столпом.