– Нарушится форма пентакля, – подхватил кашемировый Велиар. – От всех нас даже молекул не останется!

Странное дело, но Сашка почему-то не испугался. Лох усмехнулся (на этот раз уже точно – усмехнулся!), поднял с истоптанной земли что-то маленькое, острое.

«Осколок стекла!» – успел сообразить Нестрибайло.

– Форма пентакля, – негромко повторил лох. – Защитка, значит… Давайте-ка поглядим, Александр, насколько мы с вами сопляки и говнюки.

Он опустился на колени. Рука уверенно прочертила по земле ровную линию – точно параллельно грани.

– Раз!

Камень дрогнул, но никто не обратил на это внимания.

– Два!

Вторая линия прошла параллельно следующей грани.

– Стойте! – повторил Химерный без прежней уверенности, но на него тоже не отреагировали.

– Три!

Сашка понял – вокруг каменного пятиугольника возникал новый, прочерченный прямо на земле. Он, журналист Нестрибайло, был внутри, остальные…

– Четыре! – Не дурите! – Голос кашемирового стал совсем другим, непохожим. – Еще не поздно, я заберу всю эту дрянь, никто не пострадает. Только уйдите, не мешайте!

– Не пытайтесь, Велиар! – выдохнул рыжебровый. – Буду стрелять!

Внезапно и совсем не к месту журналисту Нестрибайле стало весело. Конец света, значит? Армагеддон, значит? А Иван Иванович с Иваном Никифоровичем гусака поделить не могут! Вершители судеб, блин!

– Пять!

– Есть! – усмехнувшись, повторил Сашка.

Действительно есть – пентакль в пентакле. Камень за пятиугольной чертой – и он, сопляк и говнюк, возле камня.

Лох, поц из земли Уц, стоял прямо на черте, рядом с ним, с Нестрибайлой.

– Кажется, сейчас…