Так, в тишине темной камеры, задремывая на плече Вен'Дара и пытаясь продолжать свой односторонний разговор с Кейроном и Гериком, я почувствовала первое движение на другом конце линии жизни…

Глава 33

Глава 33

Герик

Прошло немало времени с того мига, как я вселился в тело моего отца, и до того, как понял, что мы умерли. Последним настоящим моим ощущением было прикосновение к его руке. Он держал крепко — я держал крепко, потому что я был сразу нами обоими. И более того, я был не только Гериком, не только Кейроном и не только настырным осколком Д'Нателя, но и Тремя, злобными, бессмертными, всемогущими лордами Зев'На, уверенными, что настал день их победы после тысячи лет жгучего вожделения. Я едва мог удержать в голове хоть одну мысль, и, очнись я в монтевиальском сумасшедшем доме, я бы нисколько не удивился. Я заподозрил, что отец сделал что-то из ряда вон выходящее, когда увидел сверху наши тела, распростертые в дворцовой темнице… а может, я просто снова странствовал с лордами, собираясь вызывать молнии над Пустынями. Но, путешествуя с ними, я никогда не чувствовал такой грусти, как та, что захлестнула меня, когда я увидел упавшую на колени рядом с нами плачущую матушку, перед тем как обрушилась темнота. И мы с лордами никогда не тянулись утешать плачущих на нашем пути, как мой отец потянулся к матушке с последним предсмертным вздохом.

А вместе с тьмой пришел огонь — огонь, швырнувший меня на грань безумия… от которого кровь вскипела у меня в жилах. Удушливый, едкий дым опалил мои легкие, еще ужаснее оттого, что горела моя собственная плоть. Мое видение оборвалось, когда глаза обуглились у меня в глазницах.

От пламени Трое взвыли. Они не ощущали боли с самого перерождения, они только поглощали ее, вожделели ее, поскольку она питала их силу. Но этот огонь стал их болью, как и моей, и моего отца. Ни настоящая плоть, ни кровь, ни глаза не были нужны, потому что весь ужас жил в отцовской памяти, наконец став настоящим для виновных в нем — и для меня, ведь мне пришлось быть там, чтобы заманить туда лордов.

Держись, сын мой. Я не прекращу этого… Что бы ни произошло, Трое должны вкусить того, что они делали в обоих мирах.

Десять лет мой отец жил, храня память об этом смертельном пламени. Я никогда этого по-настоящему не понимал.

Самым трудным поступком, какой я только совершил в жизни, стало это прикосновение к руке моего отца — труднее, чем уйти из Зев'На, труднее, чем терпеть огненные бури в Пределье или огонь Д'Арната в тюремной камере, труднее даже, чем позволить Нотоль, Парвену и Зиддари снова проникнуть в мое тело и сознание. Когда они оказались во мне, заглушая все ощущения жизни, поглощая каждую каплю человечности, которую я обрел, моя жажда силы возросла тысячекратно. Прикоснуться к руке отца означало вновь отказаться от нее. И кто знает, что бы еще я мог натворить. Его меч был далеко, но его чары уже десятки раз приводили меня к порогу смерти. И хотя я изо всех сил пытался убедить себя, что молчание отца мешало лордам выведать у меня его планы, было почти невозможно отказаться от холодного спокойствия Троих ради чего-то, о чем я не имел и понятия. Я должен был довериться ему, а я даже не мог с точностью сказать, кто он.