Светлый фон

Змееныш кончиками пальцев взъерошил оперение шелкового павлина.

– Позднорожденный дерзко напоминает: высокий сановник обещал исполнить его просьбу!

– Проси, – кивнул Государев Советник.

– Я, подданный, безрассуден и глуп, – повторил Змееныш первые слова доклада судьи Бао. – Если определять мне наказание, то и десяти тысяч смертей окажется мало…

Лазутчик помолчал, машинально погладил макушку и брезгливо отдернул руку – ощутить под ладонью мокрые от испарины волосы было неприятно.

– Я прошу разрешения присутствовать при инспекции Восточных казематов, – твердо закончил он.

– Зачем? – Неприятно прозвенела сталь; и нахохлившийся воробей снизу вверх заглянул в глаза Змеенышу.

Лазутчик не отвел взгляда.

– Я слышал, под пытками говорят все. И поэтому хочу увидеть человека, сумевшего промолчать. Полагаю, если подождать до того дня, когда Шаолинь и впрямь будет разрушен, – мне и вовсе не доведется лицезреть подобное чудо.

Сановник медленно подошел к окну и неуловимым движением сцапал самую назойливую муху.

Подержал в кулаке, прислушиваясь к жужжанию, и резко сжал пальцы.

«Сейчас склюет!» – подумалось Цаю; но он не стал уточнять, кто склюет и кого именно.

Тишина.

– Хорошо, – только и ответил Государев Советник, автор трактата «О пяти видах наказаний»; человек, не способный выпить яд, прежде чем не подготовит дела для сдачи преемнику.

– Хорошо. Ты поедешь со мной.

И крохотный трупик мухи упал на паркетину с рожицей Маленького Архата.

4

4

В допросной зале было невыносимо жарко.

Всем: чиновнику-дознатчику, время от времени снимавшему шапку и утиравшему лоб огромным платком; сидевшему в углу писарьку, бумагомараке весьма преклонного возраста, клевавшему носом над чернильницей с тушью; помощникам палача, возившимся подле дымящихся жаровен с инструментом…